— К сожалению, ничем не могу помочь тебе. Никогда здесь не бывала.
В нескольких ярдах от дороги протекал ручей. Вода блестела под яркими лучами солнца. Миновав очередной крутой поворот, они увидели небольшой мостик, за которым стояло, видимо, полицейское оцепление. Рис осторожно проехал по узкому бревенчатому настилу и притормозил.
Домик Джима, обшитый досками, был невелик. У шефа явно не было времени ухаживать за участком, на котором виднелось лишь несколько деревьев. Зеленый дом стоял на лужайке, заросшей сорняками, по которой были живописно разбросаны дикорастущие кустарники и камни. Сразу за домом отвесно поднималась стена Бульдерского каньона. Раньше к дому вела двойная подъездная дорожка, делавшая петлю. Теперь симметрия была нарушена — на месте одной колеи чернела выгоревшая трава. Как раз по краю зловещего выжженного пятна полицейские протянули веревку, на которой развевались желтые флажки.
— Что-то я не слышу лая, — заметил Рис.
— Может быть, Моэ был с Джимом, когда… — Комок подступил к горлу Макси.
Рис решительно распахнул дверцу:
— Пошли!
Гравий на дорожке был такой крупный, что скорее напоминал щебенку, идти по ней было трудно — приходилось все время смотреть под ноги. Они миновали ограждение. То, что осталось от «фольксвагена», уже увезли, Макси боялась взглянуть на оставшиеся на траве обломки. Она со страхом смотрела на фасад зеленого домика — оба окна были выбиты, видимо, взрывной волной, от цветочных горшков у крыльца осталась груда черепков.
Рис поднялся на ступеньку и достал ключ.
— Подожди, давай лучше постучим, — сказала Макси. — Вдруг там до сих пор полицейские?
Рис стукнул в дверь, и они прислушались. Макси пожала плечами:
— Наверное, они все закончили и уехали.
Отперев дверь, Рис пропустил вперед Макси.
— Моэ! Моэ!
Ничего не слышно.
— Посвисти, — сказала она Рису, проходя в дом.
Рис свистнул, как лихой разбойник. Никто все равно не отозвался.
— Я схожу во двор. Может, Моэ — дворовая псина. А ты пока поищи миску.
Макси осталась одна, когда, открыв дверь, увидела лежавшую на кровати женщину. Она лежала поперек кровати на животе, повернувшись лицом к стене.
Еле удержавшись от крика, Макси зажала рот рукой и застыла на пороге.
— Простите меня… — начала она.
В ответ ни звука. Крови вроде не видно. Она неуверенно огляделась. Стены, обшитые сосновой доской, высокие узкие окна, на приоткрытой дверце стенного шкафа висят джинсы и пижама Джима, на некрашеном полу — маленький лоскутный коврик, прикроватный столик, кровать, накрытая пледом, и на ней женское тело.
На женщине была полотняная юбка из дорогого магазина, белая шелковая блузка; кожаные босоножки, стоявшие на коврике, тоже куплены явно не на распродаже.