Ахнув, она обхватила его шею руками. В его логике был какой-то изъян, но Луиза не могла его разгадать, когда он с таким волнующим намерением разглядывал её тело.
В сорочке её вряд ли можно было назвать голой, но и её было мало, чтобы в этом виде представать перед мужчиной — такое с Луизой случилось впервые. И Саймон, казалось, видел сквозь сорочку, укладывая её на кровати, так как навис над ней и глаза его потемнели до той глубокой лазурной синевы, от которой по её спине всегда пробегала беспорядочная дрожь.
Когда он резким движением пальцев развязал завязки сорочки, затем потянул ворот вниз, обнажая её груди, лицо девушки загорелось, но бесстыдные, совершенно непокорные соски превратились в напряжённые вершинки под его откровенным взглядом.
— Знаешь ли ты, как часто я тебя так представлял? — скрипуче произнёс Саймон, плавно опускаясь рядом с ней на кровать. — Сколько я вынес душных ночей в Калькутте, воображая тебя голой, подо мной? Гадая, так ли полны твои груди, как выглядят? — он ласкал их, дразнил. — Желая знать, стали бы твои соски маленькими пухленькими вишенками или сочными тёмными терносливами [33], сладко сморщившимися от моего прикосновения? — он наклонился к её грудям. — Или попробовать их, вот так…
Его язык скользнул по соскам, и Луиза подавила стон. Слова Саймона соблазняли её совсем как его дьявольские ласки. Лишь один вид его золотистой головы у её груди вызывал в ней дрожь.
Эта сделка была ошибкой. Намного больше ошибки, и она бы молила его взять её, лишь только бы унять томление в груди и животе. Не упоминая о месте между ног, которое он теперь открывал, дюйм за дюймом подтягивая вверх её сорочку. Он даже поглаживал её там, его палец изводил то местечко, что страстно желало его…
Господи, она не могла ему позволить такое, иначе она погибнет. Саймон мог бы запросто уничтожить её, будь она полной дурой и скажи ему в приступе своей безрассудной страсти, что и она хочет его.
Но Луиза уже согласилась и позволила ему прикасаться к ней, пробовать на вкус, и не придерживайся она этого, он бы разрушил всё, ради чего она работала.
Пока женщина лежит и позволяет мужчине делать, что он хочет, он никогда не заметит разницы.
Да! Вот что ей надо — лежать и позволить ему делать так, как ему нравится. И не дать своим бесстыдным чувствам склонить себя к ответным действиям: гладить его волосы или тянуться к нему бёдрами, как делала это в данную минуту…
Она заставила себя опуститься обратно на кровать. Позволь ему только «делать свое дело». Потом это закончится и твоя добродетель не пострадает.