После непродолжительного, но довольно бурного обсуждения этого предложения план наших совместных ночных действий был принят. Однако, как это часто бывает на войне, случилось непредвиденное. С наступлением темноты внезапно разыгралась метель, которая, хотя и создавала благоприятные условия для скрытого маневра бригады в обход Родионова, вместе с тем значительно затрудняла ориентирование на незнакомой местности при движении вне дорог. Решили подобрать из числа местных жителей проводника, хорошо знающего этот район.
Вскоре такой проводник нашелся. Его привели ко мне. Это был старый казак Иван Васильевич Орехов, довольно пожилой на вид человек, в ветхой телогрейке и подвязанных бечевкой опорках на ногах. Видимо, много пришлось ему пережить при немцах. Беды и лишения преждевременно состарили и согнули его. Мне даже жаль стало подвергать его новым испытаниям в такой мороз и метель. Но что поделаешь.
Проводнику объяснили его задачу. И надо было видеть, как он повеселел, как был благодарен за оказанное ему доверие провести бригаду там, где меньше всего могут ожидать гитлеровцы. Чувствовалось, что в душе у этого человека долго кипела ненависть к фашистским оккупантам. Теперь пришел его черед рассчитаться с врагом за все.
Я приказал хорошо одеть и накормить проводника, дать ему отдохнуть, чтобы к 23 часам он был готов. В качестве провожатых дал двух офицеров.
К ночному марш-броску готовились тщательно, хотя времени было мало. Изучали противника в районе предстоящих действий, местность, скрытые подступы к Вертячему и Песковатке. Были намечены маршрут и азимут движения. Необходимые данные уточняли у местных жителей. Бригада уже имела опыт ночных боев на резко пересеченной местности, с глубокими балками и оврагами. Все это вселяло уверенность в успешном исходе предстоящего боя.
Наступило время выступления бригады, и вдруг доложили, что проводник заболел. Пришлось вызвать нашего врача, чтобы поставить его на ноги. Как оказалось, проводнику после долгого недоедания повредила обильная пища и чарка водки. Пока старика приводили в порядок, его жена плакала и причитала, что немцы-нехристи ограбили и сожгли все и вот до чего довели единственного кормильца. Когда старика выходили, она отерла слезы и твердо сказала: "Хоть ты старый да хворый - иди, помоги танкистам дать по зубам немцам-супостатам".
В двадцатиградусный мороз и вьюгу бригада уходила к решающим боям.
Чтобы не заморозить проводника, я усадил его в командирский танк, сам забрался на броню. Старик, правда, заколебался.