Жарким влажным субботним днем в конце августа Марджори Эплбаум остановилась перед Элиотом, сидящим в одиночестве под розовым зонтиком, чтобы познакомиться и спросить, который час. Он сказал ей, что сейчас двадцать минут третьего, и она сообщила ему, что знакома с его женой, Робин; и как удивительно — и обидно, — что с ним познакомилась только сейчас, хотя всегда восхищалась им издали.
— Вы так… ну… "первобытны", — сказала она.
И эти слова ударили его прямо в пах, где его мужское "я" встречается с душой. А когда Робин вернулась из путешествия по пляжу, Элиот спросил о Марджори Эплбаум: "Это она замужем за тем спасателем?" Чувствуя опасность и удивляясь, почему Марджори Эплбаум, никогда не пытавшаяся пообщаться с ней, остановилась поговорить с ее мужем, Робин не стала рассказывать о недавнем бегстве спасателя с Тиффани Кауфман. "Да", — ответила она, закрывая обсуждение. Элиот, однако, был заинтригован пухлыми губами Марджори.
Жарясь на солнце с медицинским журналом, он пытался представить ощущение губ Марджори на своих собственных. И засыпая, он вспомнил живую пиявку, которую видел в аквариуме, когда ему было одиннадцать лет, и как мысли об этом существе, присосавшемся к стеклянной стене, сексуально возбудили его, и он рассказал об этом своему лучшему другу Марку. А Марк сказал, что он странный.
В воскресное утро, когда Робин порхала от зонтика к зонтику, Марджори снова посетила Элиота. Ей снова необходимо было узнать, который час, и в обмен она предложила ему половину своего персика. Слюнные железы Элиота взорвались, когда он вгрызался в сочный спелый фрукт. А наблюдение за тем, как Марджори смакует свою половину, привело к распуханию всех остальных его желез. "И ведь она некрасива, — думал он. — Но что-то в ней…" — и понимание того, что она выбирает моменты, когда Робин нет рядом, возбуждало его.
Он был искренне удивлен, когда рано утром в понедельник в его кабинете в Филадельфии раздался телефонный звонок. Это была Марджори Эплбаум. Она просила о встрече по поводу неприятной гинекологической проблемы, как он понял. Однако испытал странное раздражение, когда она настаивала на очень скорой встрече. Но из доброты, соседских отношений и еще чего-то невысказанного он согласился принять ее на следующий день в половине шестого, забыв, что по вторникам заканчивает прием в половине пятого.
— О-о, ох, о-о, — стонала Марджори Эплбаум, лежа на гинекологическом кресле, прикрытая тонкой голубой хлопчатобумажной рубашкой и простынкой, пока большие, но нежные пальцы Элиота ощупывали ее изнутри и снаружи.