Испытывая неловкость, я быстро стерла послание, как будто это могло стереть его из памяти Джефри.
— Извините.
— Не в чем извиняться, — бодро откликнулся Джефри.
Я открыла рот, но не издала ни звука.
— Итак, у вас сегодня свидание с психиатром? — спросил Джефри.
— Не знаю, что сказать, — наконец выдавила я.
— Скажите "да".
— Но Шел…
— Оставьте ему денег на ужин. Он будет в восторге. Поверьте мне, я понимаю подростков.
— О, я не знаю, Джефри. Шел скоро уезжает в колледж, и я стараюсь уделять ему как можно больше времени. Он в этом нуждается.
— Он или вы? — спросил Джефри тоном, показавшимся мне слишком профессиональным, чтобы быть успокаивающим, и слишком безразличным для человека, натянувшего одежду Шела.
Я отвернулась от Джефри, но недостаточно быстро, и он успел заметить слезы — возмущения? тоски? потери? — наполнившие мои глаза. Не дождавшись ответа, Джефри сказал:
— Конечно, вы должны поужинать с вашим сыном. И вот что, я приглашаю на ужин вас обоих. Что вы скажете на это?
— Я не знаю…
— Я не приму отказ. В конце концов, я у него в долгу, Он спас меня от пневмонии… хотя я все равно попаду в десятку самых плохо одетых мужчин, — сказал Джефри, показывая на мешковатые яркие шорты Шела.
Мы сидели на диване лицом к стеклянным балконным дверям, наблюдая за ветром и дождем, превратившими в хаос темное небо и море. Пытаясь стряхнуть подавленность, я сосредоточилась на Джефри.
"Он немного похож на обезьяну, — подумала я. — На симпатичную обезьяну. Темные круглые глаза, небольшой прямой нос. И довольно соблазнительный рот, и ямочка на подбородке".
— Полиция уже разговаривала с вами… о смерти Марджори? — спросила я, забыв на мгновение сплетни, связывавшие Джефри и Марджори.
— Нет, — ответил Джефри тоном, заставившим меня вспомнить.
— О, извините, — сорвалось с моих губ в обход внутреннего светского цензора.
— За что?
— Марджори. И мой вопрос. Я не подумала… принимая во внимание вашу дружбу и все… вы ведь были друзьями, не так ли? — бормотала я.
— Я бы так не сказал, — холодно ответил он.
— Извините, — повторила я, удрученная болью, появившейся в его глазах.
— Так как же прошло ваше исследование? — спросил Джефри, меняя тему.
— Прекрасно. Я думаю, что мое головокружение — психосоматического происхождения.
— Почему?
— Робин тоже так думает.
— Интересно. И что же вас привело к этому заключению?
— Я… Вообще-то мне не хочется говорить об этом.
— Понимаю, — сказал Джефри, хотя я была уверена, что он не понимает.
— Я едва знала Марджори, — сказала я, возвращаясь к трагедии.
— Думаю, что мало кто хорошо ее знал. Она даже меня, эксперта, захватила врасплох.