Она бросилась на солому, туда, где он сидел, ожидая ее прихода. Разве эта отсрочка, которую она дала ему, оценив степень пожиравшего его возбуждения, не была в действительности отсрочкой и для нее?
Победа не принесла ей ничего, кроме ощущения покинутости, провала… Это чувство доводило до того, что она признавалась себе, что сама с нетерпением ждет момента новой встречи…
Она вернулась домой опустошенная, лишенная всяких чувств, чуждая очарованию золотой осени, ничего не замечавшая вокруг в тупом созерцании перспективы, которая, как ей казалось, будет серой до конца ее жизни.
Следующие дни были ужасными. Она знала, что Гийом далеко. Хотя она и освободилась от своего бремени, это ее не утешало, и она повторяла себе, что, если он вернется, перед нею вечно будет стоять один и тот же выбор: возврат к жизни, полной противоречий, угрызений совести и взрывов, или продолжение одиночества, которое закончится только вместе с концом ее самой.
Тем не менее, чтобы восстановить хоть подобие покоя, она, по своему обыкновению, обратилась к молитве и к своим повседневным делам: стала чаще ездить в Гран-Мон, где не переставала заботиться о детях, уделять еще больше внимания Агнес, делать покупки на зиму, навещать Кларанс, а также тех немногих, с кем по возвращении из Парижа поддерживала отношения. Все было хорошо, что заполняло ее дни, мешало думать.
Во время одной из поездок в Тур она встретила у приятельницы-старушки, чьи дочери были монахинями в монастыре Кларанс, человека, совсем позабытого за последние месяцы: Беранжер Эрно. Жена ювелира осыпала ее всевозможными комплиментами, а также дружескими упреками. Она жаловалась на то, что ничего в жизни не видит, и надеялась, что Флори будет в предстоящие месяцы более общительной.
— Король и двор возвратились во Францию, и светская жизнь расцветет пышным цветом, — сказала Беранжер. — Среди тех, кто так долго отсутствовал, много влиятельных и талантливых людей, которые снова заставят нас жить полной жизнью!
— Как будто король с королевой собираются приехать на Рождество сюда, почтить святого Мартина, — вставила мадам Картро; несмотря на все болезни, мешавшие ей свободно передвигаться, она была в курсе мельчайших новостей. — Они поселятся в замке, и, значит, у нас будет много радостей и праздников.
— Вот хорошо! — воскликнула оживившаяся Беранжер. — Мы совсем закостенели в этой дыре и очень нуждаемся в хорошей встряске!
— Вместе с королем в Туре соберутся многие его приближенные, — продолжала мадам Картро. — Он наделил самых лучших, самых достойных из них ленными владениями в наших краях. Он счел, что наши земли, такие плодородные и прекрасные, вполне достойны того, чтобы воздать должное их храбрости, проявленной в святой земле, и это такая честь для всех нас!