Вошла Сюзанна в сопровождении другой служанки.
— Обед готов, госпожи, пожалуйте кушать.
Она уважительно поздоровалась с Матильдой: «Добро пожаловать!» Изменилась и она, стала казаться более сдержанной, менее наивной, чем прежде. Ее верность была большим благом для Флори, когда все от нее отвернулись. Между ними завязались прочные связи, основанные на уважении, как, впрочем, и на своего рода сговоре. В Вансэй она была одновременно посвященной в тайны подругой и экономкой хозяйки.
— Так примемся же за обед, мама.
Расправляясь с яйцами, поджаренными с грибами, затем с жареной свининой с черносливом, пакусывая фруктами из сада, сырами с соседней фермы, они говорили о сиротах Гран-Мона, судьба которых занимала и даже поглощала Флори, потом об Арно, от которого было так мало писем, о Бернаре и Лодине, поженившихся и ставших родителями четырех живых детей, а пятый умер, предпочитая, однако, не задерживаться на этой теме.
— Их маленькая Бланш, как мне кажется, будет очень хорошенькой. Она уже и теперь очень привлекательна.
— Я плохо представляю себе Лодину в роли матери семейства. Я знаю ее с этой стороны только с ваших слов. В моем сознании она остается такой молодой!
— Она изменилась. После рождения каждого ребенка в ней растет уверенность в себе, она утверждается все больше в роли матери, буквально расцветает.
Флори созерцала огонь в камине. Лежавшие на столе ее руки были словно лишние, когда уже не надо было ими манипулировать, чтобы накладывать и резать еду. Грусть, которой она не пыталась скрыть от Матильды, сутулила ее плечи, пригибала шею. Говорить или слышать что-либо о материнстве было для нее мукой, и все же она постоянно возвращалась к этому, словно растравляя рану, подвергая себя бесконечному наказанию, не давая притупиться угрызениям совести.
— Вашей сестре Жанне только что исполнилось пятнадцать, — вновь заговорила жена ювелира, явно желая сменить тему разговора. — Она похожа на меня. Из всех вас она больше всего напоминает мне мою юность, за исключением того, что менее торопится выйти замуж, чем когда-то я.
— За ней по-прежнему ухаживает наш друг Рютбёф?
— Он, по-моему, не отступит от этого ни за что на свете! Он заваливает ее стихами и другими знаками внимания. Она же понимает, что ему не бывать ее мужем, и смеется над ним! Ей достаточно удовольствий от рыцарской любви, по крайней мере сейчас, чтобы не влюбиться в мужчину — она просто влюблена в саму любовь!
— Может быть, эта склонность более глубока, чем вы думаете. В конце концов, почему бы ей не выйти за него замуж?