Скобелев: исторический портрет (Масальский) - страница 259

«Я только из Вашей статьи узнал, что в 1882 г. Скобелев искал в Париже свидания с Лавровым. В половине 80-х гг. я, однако, слышал в Петербурге, что он через… (идет имя одного в то время считавшегося большим «либералом», но впоследствии таковым вовсе не оказавшегося, генерала[13]) пробовал закинуть ниточку в революционные круги. Это меня тогда не особенно удивило.

Чтобы понять Скобелева, надо помнить, что это был не только человек огромного честолюбия, но, когда надо было, и политик, — политик даже в тех случаях, когда могло казаться, что он совершает политические бестактности. В последние годы он несомненно создал себе такое credo: правительство (в смысле старого режима) отжило свой век, оно бессильно извне, оно также бессильно и внутри. Что может его низвергнуть? Конституционалисты? Они слишком слабы. Революционеры? Они тоже не имеют корней в широких массах. В России есть только одна организованная сила — это армия, и в ее руках судьбы России. Но армия может подняться лишь как масса, а на это может ее подвинуть лишь такая личность, которая известна всякому солдату, которая окружена славой сверхгероя. Но одной популярной личности мало, нужен лозунг, понятный не только армии, но и широким массам. Таким лозунгом может быть провозглашение войны немцам за освобождение и объединение славян. Этот лозунг сделает войну популярною в обществе. Но как ни слабы революционные элементы, и их, однако, игнорировать не следует, — по меньшей мере как отрицательная сила, они могут создать известные затруднения, а это нежелательно. Во всяком случае Скобелев мог говорить о борьбе с «нигилизмом», но на самом деле вряд ли он об этом думал. Движущая и важнейшая цель у него была другая, и она всецело поглощала его».

Это письмо близкого к Скобелеву человека очень важно для понимания его целей и мировоззрения.

Важный документ, соглашается читатель. И объясняет он многое. Но не все. Остается непонятным, какая все-таки была у Скобелева движущая и важнейшая цель.

Объясню свою гипотезу. Но она представляет цепь умозаключений. Прошу внимательно проследить за моей мыслью.

Из письма следует не известный по другим документам факт, о котором Немирович-Данченко слышал в Петербурге в середине 80-х гг., то есть уже после смерти Скобелева, что он через Драгомирова пытался «закинуть ниточку в революционные круги». Получается, во-первых, что предложение свидания П.Л.Лаврову в Париже было не единственной попыткой Скобелева связаться с революционерами. Во-вторых, письмо объясняет и поведение М.И.Драгомирова. Не исключено, что, ведя доверительные беседы с народниками и давая им определенные обещания, он выполнял просьбу Скобелева, который через него подготовлял собственную с ними связь. И если слывший в результате этих бесед большим либералом Драгомиров «впоследствии таковым вовсе не оказался», то это очень просто объяснить тем, что с последовавшей вскоре смертью Скобелева для него исчез побудительный мотив к поддержанию дальнейших связей с революционерами. Главная же ценность письма состоит в том, что оно раскрывает, хотя и не до конца, кредо Скобелева. Почему не до конца, сейчас объясню.