Долго щупает горлышки, смотрит на просвет, даже нюхает… Наконец укладывает их в портфель, бдительно отсчитывает две розоватые бумажки. Маловато, конечно, но рад и этому. Несусь в булочную на Невском.
Моя вожделенная буханка уменьшилась почти вдвое: но все же — триста граммов ароматного черного хлеба.
С остервенением волка вгрызаюсь в коричневый загривок полбуханки… Стоп. Надо оставить кое-что и на завтра. Боцманским ножом разрезаю кус пополам. Маловато, конечно… Но ведь это как посмотреть: по блокадным временам так это двойная норма хлеба.
Теперь самое время позаботиться о ночлеге. Настоящий бомж, он и под вокзальной лестницей выспится, и на багажной тележке, и просто на мраморном полу, как вон тот видавший виды не то цыган, не то почерневший от бездомной жизни бродяга — спит себе под батареей, завернув голову в куртку. Я пока так не могу…
Ничего путного, кроме ночевки в последней электричке, идущей в парк, за весь вечер так и не придумалось. В конце концов, пока нет сильных морозов, вполне можно покемарить и в неостывшем вагоне. Выбрать, какой натоплен получше…
Последняя электричка на Малую Вишеру уходила вопреки расписанию за полчаса до полуночи. Я узнал о том из случайно услышанного разговора перед табло и бросился на перрон — до отправления оставались полторы минуты. Конечно же, автоматические створки сомкнулись перед самым носом. В отчаянии — уходил мною облюбованный ночлег! — хватаюсь за рукоять последней двери. И, о чудо! Обычно запертая дверь в кабину машинистов поддается и я вскакиваю в служебный тамбурчик хвостового вагона. В кабине никого нет. Кондукторов хвостовых вагонов вот уже несколько лет как отменили. Я с трудом верю своему счастью: у меня свое купе, сюда не заглянут ревизоры, машинисты придут сюда только утром. Хочется сплясать танец удачи!
Любуюсь уплывающими огнями Питера, необычным видом сквозь лобовое стекло на убегающие мосты, рельсы, платформы. В кабине тепло и вполне достаточно места, чтобы вытянуться на полу во весь рост. Но ложиться на голый линолеум не хочется. Подстелить бы чего? Заглядываю во все углы — пусто. Хоть бы старую газету найти. Одна из причуд человеческой психики — нельзя ложиться на голый пол. Надо сломать какой-то культурный навык в себе, наработанный веками и предками, чтобы лечь на затоптанный пол. Но ведь сколько их лежит, людей-бомжей, по нашим российским вокзалам даже без символической газетной подстилки. Сколько же в них ломано-переломано.
Глупо сидеть, когда фортуна устроила тебе отдельное купе. На глаза попадается полотняный рулончик с названиями конечных станций. Вынимаю его из держателя, раскатываю на полу — чем не японское татами? Эх, не зря на Востоке говорят: лучше стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть, лучше уснуть, чем лежать… Однако довольно жестко, да и дует понизу.