Почему же сейчас нельзя? Я что — инопланетянин? Житель враждебного государства?
Ах да, такой пустяк — нет двух бумажек. На одной — портрет Джорджа Вашингтона, на другой — моя собственная фотофизия. Нет денег и паспорта. Только и всего.
Почему бы мне не переночевать в этой благословенной гостинице? Без денег и без документов? Да, пойти и переночевать. Человек я или тварь дрожащая?
Эта дерзкая, почти безумная мысль привела меня к дверям филиала «Октябрьской» на углу Лиговки и Невского.
Я знал, что лестница и жилые этажи филиала охраняются не очень строго. Сидит дед и спрашивает карточки-пропуска. Но можно проскочить и так, если вахтер замешкается. Я знал, какие просторные подсобки и чуланы в этом филиале, спрятаться, затаиться, переночевать в них вполне возможно.
Для пущей надежности я снял ватник и колпак, завернул их в лист упаковочной бумаги, валявшийся под стеклом в камере хранения. А потом рысцой в одном свитере перебежал улицу, влетел в подъезд и, бросив деду «на поезд опаздываю!» — кинулся по лестнице. Затем не спеша прошел мимо дежурной на пульте, которая хоть и проводила меня внимательным взглядом, все же не окликнула: раз раздетый — значит, свой.
Представляю, как взвилась бы она, если бы в ее коридор ввалился тип в ватнике. Но мимо нее прошел не визитер, не чужак с улицы, а постоялец, хоть и в сапогах, но в свитере да еще со свертком. Другое дело, что несет он в свертке: может, спер чего, но ведь не выносит, а вносит… Впрочем, меня недолго занимали психологические нюансы гостиничного дежурства. Надо было срочно определяться насчет тайного убежища. Заглянул за неприметную служебную дверь — оказалось хранилище ведер и швабр. Тут не примостишься. За другой — приоткрытой — горничные пили чай. Подергал дверь в душевую — заперта. Хорошо еще, что коридор не прямой, а ломаный и меня не видно с пульта…
Но дежурные питерских гостиниц — самые бдительные стражи в мире. Им вполне можно доверить самое дорогое, что у нас есть, пост № 1 у врат Мавзолея или витрины Алмазного фонда. Конечно, эта химблондинка почуяла неладное и вышла на досмотр вверенной территории. Она шла мне навстречу из глубины коридора. Столь неотвратимо и беспощадно может надвигаться только паровоз в тоннеле, когда обреченной жертве уже не метнуться ни вправо, ни влево, тем более не убежать… Я толкнулся в дверь номера, из которого неслись веселые крики хмельного гульбища. Я вошел в высоченную комнату, обставленную по периметру пятью или шестью кроватями, а вокруг стола, продленного какими-то коробками, пировали кавказские люди. Им надо было что-то сказать, чтобы выиграть хотя бы пару минут, когда дежурный паровоз промчит туда и обратно. И я сказал: