Действовало безотказно. «Смену» купила какая-то пенсионерка за триста. Тогда я оснастил волшебную формулу еще одной фразой:
— Последний номер «Львиного мостика». Продается со скидкой! Со скидкой — ввиду того, что последний!
Полюбившийся мне «Львиный мостик» ушел тоже за три сотни. При этом ни я, ни покупатель не знали, в чем выражалась эта мифическая скидка, но оба остались довольны выгодной сделкой.
К Тосно я распродал все, кроме «Криминальной хроники». Публика устала от ужасов и крови. Очень хорошо шли инопланетяне…
Выручка составила полторы тысячи рублей! Почти две буханки хлеба. Распорядился я этой суммой, как подобает бизнесмену: пятьсот рублей выделил в фонд воспроизводства (купив-таки вожделенный рогалик), а на остальные деньги закупил в киоске свежих «Известий». Теперь я был настоящий предприниматель, а не продавец вчерашних газет. Я честно смотрел в глаза пассажирам, предлагая им качественный товар — утреннюю газету. Я даже вошел в раж и стал панибратски покрикивать:
— Заряжено Чумаком, разряжено Кашпировским!
Тем не менее пришлось сменить три электропоезда, прежде чем я продал четыре номера «Известий».
В Питер я вернулся с тремя тысячами! Я вышел на перрон Московского вокзала с видом моряка, прибывшего из загранки с набитым карманом. Страшно хотелось есть. Я предвкушал нормальный обед в какой-нибудь дешевой забегаловке. Мне должно было хватить на полтарелки горячих щей и какой-нибудь гарнир, хотя по старым ценам — ох, как трудно забыть эти старые цены! — на 3000 рублей можно было продержаться с год. И тут я снова услышал этот гнусный крик:
— Сосиски в тесте! Га-арячие сосиски, запеченные в тесте!..
Слаб человек… Да, я не удержался. Я купил на всю выручку — одну! — и то едва хватило, — сосиску в тесте. Я не съел, а сожрал ее. И тут же почувствовал себя мотом, прокутившим все свое состояние. Это было ужасно. Я снова был нищ. У меня снова не было ни рубля, ни жилья. И если не истаявший на языке вкус совратительной сосиски в тесте еще как-то приглушал голод, то проблема ночлега встала со всей своей пугающей безнадежностью, где приткнуться? Снова в зале ожидания? Лучше мерзнуть на полу кабины машинистов. Но мерзнуть тоже не хотелось. Хотелось спать. Грезилось завернуться в одеяло с головой и спать где угодно — лишь бы лежа и в тепле.
Черт с ней, с формулой «татами». Пусть горит свет, пусть будет тряско, жестко и шумно. Лишь бы лежа и в тепле. Формула идеального сна упрощалась до двучлена «Л — Т».
Я смотрел на фасад гостиницы «Октябрьской», что по ту сторону от вокзала, и не верил, что столько раз живал вон за тем окном, и за тем, и за этим…