Север не понимал, какую горькую ненависть питают к нему южане, и был не готов что-то противопоставить их тщательно разработанным заговорам. Север хвастался своей силой и высмеивал саму идею о том, что Юг выйдет из союза штатов. Северяне считали это угрозами своевольного, упрямого ребенка и полагали, что южане вскоре придут в себя и забудут саму мысль о выходе из союза, после чего смиренно попросят прощения и заявят о своей лояльности. У Севера не было [254] правильного представления о том, как сильна проклятая система рабства. Она и только она может стать причиной войны. Юг предъявляет все более жесткие требования. Южане считают торговлю людьми вполне нормальным явлением и отстаивают свое право торговать рабами и душами человеческими. Их раздражает и бесит то, что они не могут претендовать на всю территорию Соединенных Штатов. Они бы с удовольствием переместили границы, привезли бы своих рабов в любое место, какое им заблагорассудится, и навели бы на землю проклятие рабского труда. Юг стал разговаривать по-имперски, а Север не предпринимал необходимых мер, чтобы положить этому конец.
Восстание готовилось так тщательно и неторопливо, что многие из тех, кто вначале с ужасом воспринимал саму мысль о нем, подвергшись влиянию мятежников, стали относиться к восстанию как к справедливой и законной мере. И вскоре тысячи людей присоединились к Южной Конфедерации; они бы никогда не сделали этого, если бы наше правительство, хотя оно и было тогда плохо готово к войне, предприняло своевременные и адекватные меры на самом раннем этапе восстания. Начиная с определенного времени. Север стал готовиться к войне, но восстание все время ширилось и разрасталось, и сегодня перспективы его подавления не более радужные, чем несколько месяцев назад. Тысячи человек погибли, многие вернулись домой изуродованными и искалеченными на всю оставшуюся жизнь, поплатившись своим здоровьем и распрощавшись с мечтой чего-либо добиться в будущем. Но как мало достигнуто этими жертвами! Тысячи людей пошли воевать, надеясь, что война положит конец рабству. Но теперь они считают, что их обманули и что цель этой бойни - не отменить рабство, а сохранить его в существующем виде.
Те, кто решил бросить дом и, если надо, пожертвовать жизнью, чтобы уничтожить рабство, остались не удовлетворены. Они не видят смысла в этой войне - разве что будет сохранен Союз. Но неужели ради этого надо было жертвовать тысячами жизней и опустошать дома? Великое множество [255] солдат погибло на полях сражений и испустило последний вздох в госпиталях; другие были взяты в плен мятежниками, а это еще более страшная участь, чем смерть. Видя все это, люди задают вопрос: если мы сумеем подавить восстание южан, чего мы добьемся? И разочарованно отвечают сами себе: ничего. Причина восстания не устранена. Система рабства, которая губит нашу страну, сохранилась и может породить еще одно восстание. Тысячи наших солдат чувствуют обиду и горечь. Они переносят величайшие лишения, на которые они с радостью пошли, только бы добиться благородной цели, но теперь они считают себя обманутыми и теряют мужество. Наши руководители озадачены; их сердца изнывают от страха. Они боятся дать свободу рабам мятежников, ибо, сделав это, приведут в бешенство часть южан, которые еще не присоединились к восстанию, но остаются влиятельными рабовладельцами. С другой стороны, правительство боится влиятельных людей, занимающих командные посты в армии и решительно настроенных против рабства. Оно опасается последствий смелых, решительных речей, которые разжигают в тысячах сердец пламенное желание раз и навсегда уничтожить причину этого ужасного восстания, сокрушив всякое ярмо и отпустив измученных и угнетенных на свободу.