— Ишь, дрянь какая, чуть в суп не угодила! — воскликнула Альвина.
Странное очарование минуты тут же развеялось: перед Лаурой сидела старая тучная баба, которая взяла мотылька в горсть и понесла к плите.
— Бабушка, не надо! — умоляюще вскрикнула Зайга.
Лязгнула дверь топки, Альвина вернулась и, взяв ложку, продолжала есть. Воцарилось молчание.
— Молодцы, куда там — жалеть такую заразу! — немного погодя строго сказала Альвина, притом во множественном числе, хотя за ночного мотылька вступилась одна Зайга.
Альвина еще откусила хлеба.
Молчание.
— Нынче яблоки так источены — глаза бы не глядели, больше червивых, чем целых… Подай соли, Лаура! Вроде недосолила… А капуста на что похожа! Одни жилы вместо коча… Да ты что?
Ресницы у Зайги встрепенулись, как только что розовые бархатные крылья у бабочки, и в суп упала слеза,
— Она еще куксится! Из-за такой пакости! — проговорила Альвина сердито и в то же время огорченно,
— Она была такая красивая! — сказала девочка, и по ее щеке скатилась вторая слеза.
— Какая там может быть красота? — Альвина с искренним удивлением уставилась на Зайгу, перевела взгляд на Лауру, потом опять на девочку. — Красивая? Вредитель это. Он пожирает сад…
Молчание.
— Хочешь, сметанки добавлю? — примирительно спросила Альвнна.
Зайга помотала головой, старательно изучая узор на клеенке — стертые синеватые кружочки.
— Все у тебя какие-то фокусы! — недовольно сказала Альвина, слегка задетая. — Видишь, как Марис — тихо, смирно…
Но старый добрый метод воспитания со ссылкой на положительные примеры на этот раз не сработал — Марис просто заснул: круглое лицо с ямочкой на подбородке свесилось на грудь, длинные ресницы бросали тени на щеки, черные кудри падали на загорелый лоб. Он сейчас удивительно, как две капли воды был похож на Рича… когда Рич на этом самом месте спал за столом, так же свесив кудрявую голову, с такой же вмятинкой на упрямом подбородке. Лаура кинула быстрый взгляд на свекровь, полагая, что и та сразу заметит это поразительное сходство и…
— Положи спать этого героя — навоевался, — только сказала Альвина, и Лаура вздохнула с облегчением.
Она взяла руку сына, разжала стиснутые пальцы и вынула надкушенный хлеб. Масло в теплой ладони почти растаяло. И пока она все это делала — разжала кисть и вынула хлеб, взяла мальчика на руки, отнесла в комнату, раздела и уложила, — Марис лишь раза два что-то пробормотал и, только положив голову на подушку, вдруг открыл сонные глаза.
— Хочу Котьку.
— Сейчас позову.
Лаура знала-звала, прямо обыскалась котенка, даже вышла во двор, но Котька пропал куда-то, не отзывался и не показывался. Тогда она взяла со скамьи хромого медвежонка, все еще лежавшего там, где его положил Рудольф, и возвратилась в комнату. Но Марису уже не нужно было ни медвежонка, ни кошки и вообще ничего… Она потушила свет и слушала в темноте ровное дыхание сына, не в силах избавиться от воспоминаний, как за столом спал Рич, перебирала в уме подробности, все то, что, по сути, давно бы следовало забыть.