В доме, однако, еще не спали. Дети, усевшись за стол, чиркали по бумаге тупыми огрызками карандашей.
— Не пора ли в постель? — сказала она.
— Не-ет! — хором ответили они, две головы разом поднялись от стола, две пары глаз, серые и карие, глядели на нее с одинаковым выражением — с мольбой и тревогой.
Подойдя ближе, она обняла ребят, одной рукой Зайгу, другой — Мариса, чувствуя сквозь тонкую ткань живое, знакомое тепло детских тел.
— Какая ты холодная, брр! — сказал Марис, но не отстранился. — Купалась?
— Косила траву на берегу… Где вы взяли такие карандаши? Не в моем ли ящике?
Они ответили опять хором:
— Не-ет!
— Тетя Вия дала, — добавила Зайга.
— А что это, что ты нарисовал?
Склонив голову набок, как птица, Марис пристально изучал рисунок в вытянутой руке.
— Разве… не угадать? — спросил он.
— Какие-то люди… и будто бы озеро…
— Наше озеро, а это лодка, а это мы, — объяснял Марис, тыча карандашом в каждый предмет, в каждую фигурку и сажая графитом круглую серую мушку. — Это Вия, она сейчас говорит: «Вода теплая?», а это, на мостках — это мостки, мама! — Зайга…
— А это — собака?
— Где?! Да ну… Это же Рудольф. Он просто наклонился и учит меня нырять. А я… я под водой… Вот это бабушка, она смотрит в окно. Знаешь, я хотел и тебя… Где тот лист, Зайга?.. Хотел и тебя нарисовать, но не хватило места, и я… Видишь, вот, я нарисовал отдельно…
Посередине другого листа стояла женщина, глядя в белую пустоту бумаги.
Лаура засмеялась.
— Тебе не нравится? — спросил Марис, пристально вглядываясь в ее лицо.
— Почему же? Очень симпатично.
— Да?
— Правда.
— Я… — вдруг великодушно предложил мальчик, — я нарисую рядом с тобой Тобика.
— А что у Зайги? — поинтересовалась Лаура.
— Цветок, — отвечала девочка, снимая ладони со своего рисунка.
На листе бумаги было только огромное солнце и большой диковинный цветок на высоком стебле, слишком для него слабом.
— Это тюльпан?
Зайга легонько пожала плечами.
— Я не знаю.
— Где же ты видела такой цветок?
— Во сне.
— Где?
— Во сне. — Зайга поднесла лист к носу Лауры. — Чувствуешь?
Бумага тоже явно происходила из Вииных запасов и пахла то ли лаком для ногтей, то ли ванилином, одним словом, цветок был таким, каким должен быть порядочный цветок, он издавал запах. А Марис тем временем рядом с женщиной нарисовал щенка, и теперь среди пустынной белизны она была не одна: ведь человек уже не одинок, если у него есть собака.
— Ну, а теперь живо-живо отправляйтесь спать, — сказала Лаура.
— Еще нет…
— Не нет, а да! На дворе ночь, а вы тут ковыряетесь, как будто завтра дня не будет. Зайга, быстро иди мыться! И ты, Марис.