Потянув Рудольфа за рукав, Мария жестом пригласила его сесть, и он подчинился. А тем временем глуховатый баритон монотонно и длинно приводил какие-то цифры.
Эйдис наклонился к Рудольфу?
— Апинит.
— Что ты говоришь?
— Апинит, агроном.
— А-а…
— Тсс! — замахала на них руками Мария.
— Чего ты шипишь как змея?
— Дай ты послушать!
Баритон сменило сопрано, и Эйдис опять наклонился к уху Рудольфа:
— Она.
— Корреспондентка?
— Она самая, с которой я, сталбыть, кофий…
В этот момент назвали фамилию Эйдиса:
«…а также Эдуард Путрам, из старой гвардии «Заречного», стоявший у колыбели колхоза. А вот как раз и он!»
Эйдис насторожился, жадно ловя каждое слово, будто из репродуктора шел не его собственный, только сдавленный, искаженный микрофоном и громкостью голос:
«Нету у нас, конечно, таких пашен, как в Земгале, — холмы все… а поля словно кротами изрыты… но землица — особо плакаться нечего… Если не очень сухое лето, все так и прет из земли…»
— Ей-богу, Эйдис! — заволновалась Мария.
«…и люди теперь едят досыта, дома понастроили… как дворцы, только и знай ездят на моциклетах…»
— Ей-богу, правда он, старый шут! — все еще не смея верить, повторила Мария.
«Спасибо, товарищ Путрам, за беседу, — надрывалось радио, — мы видим — вы торопитесь по делам на ферму молодняка. Желаем успеха! А теперь давайте отправимся на ферму «Гришли» к доярке Хильде Гринталь. Навстречу нам как раз выходит товарищ Гринталь, мы задаем ей вопрос…»
— И это все? — заметил Эйдис, ни к кому не обращаясь, его рука машинально потянулась в карман за куревом.
— Что? — переспросила Мария. — Ничего не слышу!
— Я-то думал, что наговорил им с три короба, — махнул он костлявой лапой. — Приверни тише эту балаболку. Того и гляди уши лопнут.
«Вы слушали радиорепортаж из колхоза «Заречное». Передачу подготовила…»
Мария повернула регулятор, и шум стих.
— Складно получилось, — высказала она свое мнение, — рассудительно так, не похоже на Эйдиса. А у меня уж сердце в пятки…
— Все-то оно у тебя трясется как овечий хвост!
— …ну как при народе что-нибудь отчебучит! Ведь потом от сраму глаза прятать будешь.
Эйдис достал папиросу, чиркнул спичкой, закурил.
— Чего ты нахохлился, старый шут? Чем ты еще недоволен?
— Я думаю.
Мария пожала плечами.
— Вы на него посмотрите, он думает!
Эйдис молча выпустил облачко сизого дыма, откашлялся и сказал:
— А все ж хитрая у барышни эта машина. Все равно как… дуршлак. Жижа, сталбыть, вытекает, остается одна гуща. — Эйдис выпустил еще облачко дыма. — Техника, брат…
— Техника, — согласился Рудольф, отказавшись от мысли объяснить принцип действия магнитофона.