Женщина отомкнула и отвязала синюю плоскодонку, подала ключ Рудольфу, но уходить медлила.
«Сейчас пойдут наставления, запреты, указания — не дай бог что-нибудь потерять, уронить в воду, сломать или забыть…» — решил он, готовый все это принять как неизбежное приложение к оказанной ему услуге и с легкой иронией глядя на женщину. Но та ничего не сказала, и Рудольф, выждав немного для приличия, шагнул в лодку и оттолкнулся от берега.
— Ну, значит, до завтра! — крикнул он, садясь на весла.
— До свидания, доктор!
Рудольф подумал, что с его стороны было немного наивно полагать, будто на соседних хуторах о нем еще не проведали. В деревне все узнается быстро, люди сразу примечают новые лица, а информацию, сдобренную некоторой долей фантазии, можно получить у Марии. Интересно, что о нем известно в Томаринях? Он ехидно хмыкнул, а тем временем лодка с тихим шумом удалялась от мостков. Сглаженные чужими ладонями, точно отполированные, весла удобно лежали в руках и с приглушенным плеском рассекали воду, к берегу плыла легкая рябь, собирая в морщины зеркальную поверхность. Женщина все еще стояла на прежнем месте, по-вечернему грустный неяркий свет озарял ее стройную фигуру. Рудольф помахал рукой, но она не ответила и вообще не проявила признаков того, что она это видела. Он греб медленно, но ритмичными взмахами, откидываясь назад, отчего напрягались и даже ныли мышцы спины и живота, и вода вокруг лодки журчала. От Вязов при полном безветрии легонько тянуло дымом из бани, в воздухе пахло субботним вечером.
Рудольф не заметил, когда и в каком направлении скрылась женщина, просто берег вдруг опустел, она растаяла как призрак. Ни в воде, ни на косогоре, ни в саду между стволами яблонь не мелькнул ее гибкий стан, только изба с горы смотрела на озеро желтыми кошачьими глазами. Полумрак скрывал разрушения, причиненные хутору временем. По мере удаления от старого хутора он волшебно преображался — крыши вновь обретали внушительность и, обрамленные зелеными кронами, уплывали все дальше, в былое величие,
«Мария мне что-то рассказывала о Томаринях, По какому поводу?»
Он не мог вспомнить,
Полуостров с редкими ивами, ольхами и единственной сосной заслонил ему вид на берег.
На какой-то миг Лауре показалось, что свекровь уже включила свет в доме. Но, подойдя ближе, она поняла, что обманулась — это вечерняя заря зажгла медью окна. Дети взобрались на гору. Оттуда слышался смех, гомон, визг — сначала из сада (похоже, они кидались опавшими яблоками), потом со двора (теперь, наверно, брызгались из корыта). Лязгнула цепь, звякнуло ведро, Альвина забранилась — и все стихло. Только внизу, на озере, все тише и тише скрипели уключины давно уже невидимой лодки. В недвижной тишине это был единственный звук, которому аккомпанировал сонный стрекот кузнечиков.