Немолодой, седой комбат сидел на топчане с хмурым лицом. Забот у него много — батальон готовился к большой работе…
Я пришла к нему тоже хмурая, с распухшими веками — часто плакала.
— Чего вид такой, подкидыш? Простудилась, что ли?
— Я здорова.
— Я вызвал тебя, чтобы задать три вопроса: первый вопрос — почему решила уехать в тыл?
— Мне незачем и некуда уезжать… Медсанбат — мой дом, моя семья. Разве я плохо работаю?
— Второй вопрос: как ты себя чувствуешь? Есть жалобы на здоровье?
— Я хорошо себя чувствую, жалоб нет.
— Ответ госпиталя, куда мы тебя направляли на рентген и некоторую подправку, был не очень спокойный: плеврит у тебя был тяжелый, опасный. При неблагоприятных условиях мог перейти в туберкулез. Зинаида Николаевна, слушавшая твои легкие месяц назад, сказала, что опасность миновала: молодость, еда, переключение нервной системы на сострадание раненым перестроили твой организм, ты здорова… А что у тебя с глазами? Почему веки красные и отечные?
— Комары накусали. А зрение у меня хорошее.
— Черт-те што! Ничего не понимаю! Вопрос третий, только честно, откровенно отвечай: когда ты вышла замуж?
Я молчала, лихорадочно думала — рубить ли этот узел или промолчать, запутать себя и других.
— Я спрашиваю — ты жена Морозову? Какие у вас отношения? Ты сама просила его о демобилизации и отъезде к его матери?
Я разревелась и рассказала все, как есть (только умолчала о разговоре с Вензой).
— У меня глаз-ватерпас! У меня большой жизненный опыт! Пожалуй, с первых дней твоего появления и из последующих наблюдений понял, что «эта супружеская пара» не знала ни объятий, ни поцелуя и что тут какая-то закавыка… Зинаида Николаевна тоже давно твердит, что вы не муж и жена, и другие наши люди — тоже. А может, ты собираешься стать его женой?
— Наверно, люди рассудят так, что за спасение я должна стать его женой, но у меня не получится это…
— Может, другому парню дано слово?
— Нет у меня никакого парня! Я не умею объяснить, почему не могу… Не могу в такой форме отдать большой долг Сергею Михайловичу… Можете меня осуждать, но не могу…
Комбат наконец сказал, что малость понял, почему на свое имя получил предписание демобилизовать меня. Вернее, понял это сразу, но мои ответы подтвердили его догадку.
— Ты здесь очень нужна! У нас и так некомплект сестер, ты работаешь за двоих, за троих. Скоро дивизия вступит в бой, у нас каждая пара рук будет на вес золота. Иди и работай! Теперь я вооружен, чтобы оградить тебя и себя от полученной бумаги.
Но предупредил, что не выполнить приказ я могу только в том случае, если предам огласке состряпанный приказ и существо дела.