Поужинав банкой мясных консервов и выпив крепкого, пахнущего дымом чая, я располагаюсь на ночлег. С наветренной стороны костра разложены мягкие ветки стланика, справа под рукой лежит заряженное ружье. Под головой у меня корявый пень с удобной впадиной между сучками. В просветах между кружевными верхушками лиственниц сквозит сине-черное небо. Над зубчатой горой по ту сторону ручья алмазной каплей переливается Венера. Впереди над долиной повисла семизвездная Медведица.
Костер тихо потрескивает. Изредка он вспыхивает ярче, вырывая из темноты живую стену кустов. Круг света от огня очень невелик — всего несколько шагов. Сейчас в этом круге весь мой мир; за его границей все темно, непроницаемо и таинственно.
Закурив папиросу, я ложусь на спину и, не поворачивая головы, смотрю то на углубившееся в бесконечность небо, то на упругую темноту за костром. Медленно ползут ленивые мысли.
— Почему мы боимся ночи? В темноте нам всегда неспокойно. Только свет избавляет от этого странного и унизительного чувства…
Я глубоко затягиваюсь. Прозрачная струя табачного дыма, закрутившись в нагретом воздухе, тает над костром.
— Человек — существо дневное. С незапамятных времен ночь была полна для него опасностями. Беда — невидимая и неслышная… Звери… Потом призраки… Боязнь чего-то неведомого… Страхи вживались веками… Мы боимся темноты по тысячелетней привычке… Вот так же комнатные собаки, перед тем как лечь, все еще уминают по привычке своих далеких предков несуществующую траву на паркете.
Папироса погасла. Во рту остался противный вкус жженой бумаги. Я бросаю окурок на раскаленные угли. Он выстреливает облачком дыма и мгновенно сгорает.
— А что, если сейчас встать и войти в темноту? Не стоит… Боюсь? Конечно, это смешно, но боюсь! У костра не так страшно… Спасительное кольцо света в бездне ночи! Магический круг? Да, пожалуй, именно от светового ореола вокруг костра и появился когда-то мистический круг древних жрецов и чародеев… Гоголевский бурсак, что читал псалтырь у гроба прекрасной ведьмы, тоже, как стеной, очертил себя меловым кругом. Впрочем…
В этот момент в ночную темноту ворвалась тревога. На одной из невидимых лиственниц что-то пронзительно запищало, зацокало и заскрипело. Надо мной бесшумно пронеслась и исчезла за костром большая тень. Я было вздрогнул, но сейчас же усмехнулся над своим испугом. Это пролетела на своих перепончатых крыльях белка-летяга. Она оборвала ленивое течение моих мыслей. Теперь ночной лес внезапно ожил для меня. Мне кажется, что за всяким моим движением пристально следят невидимые глаза. Приподнявшись на локте, я беспокойно вглядываюсь в темноту. Но кругом по-прежнему тихо.