Навес установлен почти над огнем. Это позволит мне, когда я останусь один, заниматься хлебопечением, не боясь дождя.
Я заквашиваю в фанерном ящике тесто, а пока оно подходит, развешиваю для просушки нашу запасную одежду и белье. От длительной непогоды все страшно отсырело и увеличилось в весе не меньше чем в полтора раза. Прежде чем мы выступим в пеший поход, необходимо все основательно просушить. К счастью, то, что хранилось в оцинкованном ящике вместе с картами и документами, совершенно сухо: влага туда не проникла; зато моя записная книжка, постоянно лежащая в полевой сумке, сильно отсырела.
Пока я вожусь в лагере, все остальные переправляются на левый берег Уямкунды, где на стрелке, отделяющей ее от Монни, растет прекрасный лиственничный лес. Здесь решено устроить склад.
Петя и Саша находят три близко растущих молодых дерева и срубают их на высоте около трех метров. Затем на них возводится небольшой треугольный сруб с помостом из накатника и крышей из двух слоев плотно уложенной и придавленной тяжелым бревном древесной коры. Надежно укрытое от непогоды и зверей хранилище для провианта потребовало всего около полудня дружной работы. В Сибири такие воздушные склады называют лабазами. Они быстро строятся, не требуя ничего, кромо острого топора и умелых рук, и прекрасно предохраняют продукты как от сырости, так и от диких зверей. Наибольшую опасность для таких складов представляют, конечно, медведи с их хорошей смекалкой. Но и они не в состоянии проникнуть в такой лабаз-сруб, который но меньше чем на полметра выдается в сторону над стойками. Проникнуть в него, после того как сооружение возведено и закрыто крышей, можно лишь по лестнице или наклонно прислоненному бревну с зарубками. Для того чтобы медведю невозможно было добраться по какому-нибудь из подпорных стволов к основанию сруба, Петя со всех них сдирает кору. Гладкие и твердые лиственничные столбы, в которые зверю почти невозможно вонзить когти, представят теперь серьезную преграду для мохнатого лакомки.
Пока на другой стороне реки звенит топор и с шумом валятся деревья, я вожусь с хлебом. Увы, холодная погода и плохие дрожжи мешают мне проявить хозяйственные таланты: тесто, несмотря на все ухищрения, не желает подниматься. Так как время не ждет и приближается час обеда, я все-таки принимаюсь печь лепешки. Перед палаткой два выложенных из камней очага с жарко пылающими углями. Слегка раскатанное пустой бутылкой тесто печется на чугунной сковородке и большом железном противне; скоро в воздухе разносится приятный аромат свежеиспеченного хлеба. К сожалению, тесто почти не всходит даже на огне, и лепешки получаются плоские и тяжелые, как глина. После нескольких неудачных попыток добавляю в квашню немного соды; дело идет успешнее.