Но одно дело резон, а другое— беспокойное воображение, рисовавшее мне висящий на ветке разорванный мешок и дорожки из муки и сахара у подножия лиственницы! Я неосторожно заявил, что, несмотря на поздний час, предпочту пройтись к лабазу, чтобы потом, вернувшись назад, спать спокойно! Петя явно помрачнел и почти сейчас же куда-то скрылся.
— Куда это он исчез? — обратился я через некоторое время к Саше.
— Как куда? К лабазу! — ответил тот сердито.
Догонять быстроногого парня, разумеется, было бесполезно. Оставалось ждать!
Петя вернулся лишь к часу ночи. До лиственницы с подвешенным мешком оказалось гораздо больше двух километров; ребята неправильно сориентировались на месте и ошибочно показали на аэрофотоснимке точку, где они оставили висеть этот злополучный мешок.
К счастью, Петя нашел все в полном порядке.
Разумеется, я не спал до его возвращения, а, сидя у костра, поддерживал огонь, подогревая ужин и чай. Мир и дружба были тут же восстановлены.
«Золотой характер у этого парня!» — думал я, ворочаясь перед тем как заснуть.
На следующий день мы договорились продвинуться с лодкой по реке насколько можно дальше. Ребята должны захватить по пути мешок с запасами и, достигнув пределов, за которыми плыть на лодке невозможно, разбить там основательный лагерь, где мы задержимся на несколько дней. Я, как и накануне, пойду по лавовому потоку, постараюсь его пересечь, а к вечеру направлюсь к палатке, Петя обещает разжечь там к этому времени большой дымный костер.
Еще до того как был снят лагерь, я прошел зону глыбовых лав и оказался на гладкой поверхности потока. Идти по ней легко, как по хорошей торцовой мостовой. Сходство с торцами довершается системой тонких трещин, разбивающих базальт на многоугольные, преимущественно пяти- и шестиугольные, призмы различного диаметра. Эти трещины появляются в лавах во время их затвердевания; они связаны с сокращением объема остывающего расплава. Диаметр призм в среднем равен двадцати — тридцати сантиметрам, хотя кое-где можно видеть участки потока с «торцами» в один-два метра — настоящая «дорога гигантов»!
Сегодня я хочу пройти поперек лавового потока, чтобы составить представление о его поперечном профиле. После этого я поднимусь на высокий правый склон долины Монни, откуда смогу взглянуть на всю эту картину с птичьего полета. Чтобы оценить архитектуру любого большого здания, нужно смотреть на него со стороны. Так и сейчас мне необходимо удалиться от потока, чтобы отвлечься от деталей и увидеть его весь целиком, во всем мрачном величии.
Очень скоро я убеждаюсь, что удобные для ходьбы ровные и гладкие «торцовые» участки потока занимают не так уж много места. Они образуют нечто вроде широких прерывающихся «автострад», которые чередуются с узкими, слегка изогнутыми в плане лавовыми валами. Взобравшись на первый вал, я вижу за ним второй и еще дальше — третий; все они вытянуты параллельно южному краю потока, от которого я иду. Такие валы появляются в результате коробления уже застывшей корки потока под напором еще жидкой и поэтому продолжающей течь внизу лавы. На языке вулканологов они так и называются — валы коробления.