- Штабс-капитан Аслан-Гирей! Прибыл в ваше распоряжение с ротой прикрытия.
Вот чего он узкоглазый-то, понял я. Из татар.
Сзади бабахнуло. Хоть я был уже не на мостике, но обернулся и сразу увидел черный шарик, описывавший в небе крутую дугу.
- На шканцах, ложись! - заорал я. - Баба!
«Шканцами» у нас называлась площадка за «каюткомпанией» - как раз место, где выстроилась прибывшая рота.
- В стороны! Ложись! - крикнул Иноземцов своим незычным голосом.
Но солдаты глядели на него, разинув рты, и не двигались.
Бомба плюхнулась прямо перед строем. Завертелась, зафырчала. Пехотные шарахнулись от этакой страсти, некоторые присели и зажмурились, но упасть никто не догадался.
Ихний начальник гаркнул:
- Гаси фитиль, болваны!
И побежал, срывая шинель. Но где там! Он был далеко, да и вряд ли получилось бы - сбить огонь шинелью.
Брызнуло пламя, качнулся воздух. Вот теперь несколько человек повалились.
Эх, беда!
На крики из своего укрытого тремя накатами блиндажа высунулся доктор Шрамм.
- Мясо? - деловито спросил он. - Сюта! Сюта неси!
Это он раненых так называл - «мясо». Если не моряки, конечно. Моряков Осип Карлович называл «рыбой».
Я подбежал проверить, не задело ли Платона Платоновича. Он, слава богу, был цел. Только фуражку взрывной волной сорвало.
- …Ничего, привыкнут, - спокойно говорил капитан татарину. - Ротой пускай займется ваш фельдфебель. Вахтенный начальник покажет, где расположиться. А вы, сударь, пожалуйте-с в кают-компанию. Очень вовремя прибыли. Обсуждаем положение дел.
Про положение наших дел и я был не прочь послушать. Хоть я и состоял в самом нижнем из флотских чинов, но все же числился при самом капитане. Заходить в кают-компанию я мог без позволения и даже без особой нужды. Если делал это тихо, не привлекая к себе внимания, никто из офицеров на меня и не оборачивался.
Так же было и теперь. Занятые важной беседой начальники слушали капитана и высказывались сами, ну я прошел себе в уголок, где стоял чан с питьевой водой, и скромненько наполнил кружечку.
Кают-компания была обустроена и украшена, насколько позволяли бастионные условия. Сидели все попрежнему свесив ноги в канаву, однако сиденья стали удобными, с подушками, на столе белела скатерть, горели привезенные с «Беллоны» лампы, пыхтел самовар. Кроме крыши появились и стены из досок, обитые коврами. Не хватало только пианино, а то было б не хуже, чем на фрегате.
Иноземцов держал речь перед офицерами: половина была наших, половина сухопутных.
Он говорил, что штурма не будет, а будет бомбардировка, и хоть мы, как только возможно, подготовились, но виды скверные. Против нас французские укрепления,