Но я, застав его дома и в отменном здравии, сразу успокоился. Потер лоб и сказал лишь:
- Завтра сам увидишь.
Это и есть завтра: лежу в укрытии, разглядываю пылинки на окне. Время после полудня. Рядом недовольно сопит Джанко.
По-за дубом вдвоем не укроешься, но мы устроились удобней, чем я вчера: распластались на крыше соседнего дома, спрятавшись за трубой. Я не будь дурак прихватил с собою бинокль, оттого и могу разглядывать оконное стекло во всех его неинтересных подробностях. Больше-то любоваться не на что. Нынче пасмурно и холодно, поэтому окна в доме закрыты и внутри ничего кроме каких-то смутных шевелений не видно. Чудное пение и звуки пианино доносятся приглушенно.
Я на крыше ерзал от нетерпения. Однако знал: Диана там. Ее чистый голос я бы не спутал ни с каким другим.
- Она это, точно она! - сказал я индейцу, когда тот вынул медальон и вопросительно показал мне. - Не сумневайся.
Джанко скептически покачал головой. Ангельское пение, по-моему, удовольствия ему не доставляло.
Наслаждаться музыкой кроме нетерпения мне мешал еще и чертов пес. Не знаю, как он нас унюхал - долж но быть, дунуло ветром с нашей стороны. Но только зверюга вдруг заворочался в своей будке, вылез, чуть ее не своротив, и подбежал. Звякнула натянувшаяся цепь. Мохнатый уставился на нас своими круглыми злющими плошками и стал громко рычать.
- Уйди! - шикнул я наконец. - Слушать мешаешь!
Швырнул в него куском черепицы.
Вот этого делать не следовало. Получив удар по башке, собака не убралась восвояси, а гулко загавкала.
Немедленно пострадала и моя собственная башка - Джанко влепил мне подзатыльник. Ты что, мол, натворил?!
Однако всё получилось к лучшему.
Музыка играть перестала. Окно наконец раскрылось, из него высунулась хозяйка, а еще стало возможно заглянуть внутрь комнаты. Там, у пианино, стояла Диана.
- Замолчи, Цербер! Ты нам мешаешь! - крикнула Агриппина Львовна.
- Вон она, вон! - зашептал я, показывая на Диану.
Индеец кивнул, его глаза сощурились, я же припал к биноклю.
Вчера, разговаривая с Нею, я всё время отводил взгляд, не осмеливался пялиться. Зато нынче ничто не мешало мне упиться созерцанием милого лица.
Как блестели ее черные глаза! Влажный язычок провел по пересохшим губам, а еще я обнаружил в углу рта родинку! Мое сердце сжалось от восторга. Чары мозаичной двойницы еще больше померкли. Во-первых, она оказалась недостаточно похожа на Диану. А во-вторых, у нее не было такой восхитительной родинки!
Цербер оглянулся на хозяйку, забрехал пуще. Хотел втолковать ей, непонятливой, что рядом чужие.