…И вот мы идем вверх по узкой улице. В небе светит бледное солнце, но холодно - по календарю уже зима.
- А еще лучше, коли выучишься на судового механика, - говорит Платон Платонович, положив руку на мое плечо. - Самая, братец, главная будет на флоте специальность. Все корабли скоро будут только на дыме ходить.
И выпускает изо рта облако ароматного сизого дыма.
Я почти не слушаю. Я в напряжении. Сигнала пока нету. Рано!
- Ой!
Сделав вид, что подвернул ногу, я скривился и присел на корточки.
Наверху у строящегося дома - штабель из бревен. Не спуская с этого места глаз, я сказал Платону Платоновичу, что ничего, нога сейчас пройдет и я смогу идти дальше.
Он не слушал, требовал снять башмак и показать ему ступню - не опухает ли, но над бревнами закачалась ветка можжевельника, и я сразу выздоровел.
- Благодарствуйте, всё в порядке. Видите, даже прыгать могу! Идемте, идемте.
Только мы тронулись, а навстречу, из-за угла показались они.
Сердце у меня так и зашлось - не от охотничьего азарта, от страха.
Агриппина Львовна несла большой бело-желтый букет, у Дианы в руке была корзина.
За минувшие дни я всё, что можно, про них обеих выяснил.
Госпожа Ипсиланти, одинокая вдова, из морской семьи. Ее родитель был капитаном корабля, покойный супруг - флотский офицер. В пансионе она преподает отечественную словесность, а еще дает на дому уроки музыки.
Диана Короленко тоже офицерская дочь, отца-матери не имеет, содержится за казенный счет. Три дня назад переехала жить к Агриппине Львовне, которая взяла ее в воспитанницы - должно быть, очень привязалась. Да и как такую не полюбить?
Также установлено, что каждый день в пятом часу пополудни Агриппина ходит на Верхний рынок, где торговля фруктами и цветами.
Оттуда-то они ныне и возвращались к себе на Сиреневую.
…Расстояние между нами сокращается. Вот бревна уже остались у них за спиной. Я вижу, что белые и желтые цветы в руках у госпожи Ипсиланти - это хризантемы. А у Дианы в корзине белый и синий виноград…
Смотрели они не на нас, а друг на дружку, чему-то смеялись. Капитан на даму с барышней тоже не глядел, он раскуривал на ходу потухшую сигару. Я же опустил голову и натянул пониже козырек. Сегодня на мне была не морская форма, а куртка и картуз, которыми Платон Платонович обмундировал меня на зиму.
Шагов пятнадцать оставалось между нами и ими. Слева - каменная стена дома, справа - глухой забор. Всё, как рассчитано.
Только я, внутренне сжавшись, подумал: пора, пора, не то поздно будет - тут оно всё и началось.
Штабель вдруг качнулся и со страшным шумом рассыпался. А чего, бывает. Допустим, веревкой гнилой связали. Или узел развязался - мало ли. Круглые бревна загрохотали вниз по крутому спуску, разгоняясь. Мгновение-другое - и сшибут, раздавят.