- Ничего я ее не просил, - удивился я.
- Иди же ты… - шикнула она и ударила ногой по щиколотке.
По-моему, Иноземцов с Агриппиной даже не заметили, что нас в гостиной нет.
Отошли мы, правда, недалеко. В коридоре Диана приложила палец к губам, сама осторожно выглянула из-за угла. Я, конечно, тоже стал подглядывать поверх ее затылка. Ее волосы щекотали мой подбородок, я немедленно «повис».
Госпожа Ипсиланти, наконец, вспомнила про портрет. Поглядела на него, построжела лицом. На кухню не убежала, но отодвинулась от Платона Платоновича и поправила локон.
- Что ж вы яблочного пирога? - немножко странным голосом спросила она.
Капитан, покраснев, ответил тоном, каким обычно читал мне Пушкина и Лермонтова:
- Ваш яблочный пирог - лучшее, что я видал на свете. Слово чести, да-с.
- В самом деле? - взволновалась Агриппина. - Я так польщена…
И опять умолкли.
Диана дышала часто, а пальцы держала у губ.
- «Лучшее, что видал на свете», а сам не ест, - шепнул я.
Она в ответ:
- Дурак ты. Разве о пироге речь?
Я удивился:
- А о чем еще? Знамо о пироге.
- Эх ты, «знамо». - Диана мечтательно покачала головой. - Это он ей на самом деле говорит: «Люблю вас - не могу». А она ему: «Вы, сударь, мне милы, не стану скрывать. Но сердце мое разбито, и склеить его никак невозможно».
- Чего это оно разбито? Из-за него что ли? - Я кивнул на портрет. - Когда он помер, супруг-то? Давно хочу спросить, да неловко.
- Восемь лет прошло. Они побыли мужем и женой всего один только день. Потом он ушел в море и не вернулся. За Гибралтаром во время шторма его смыло волной. Красиво, да?
- Чего тут красивого? - Я передернулся. - Меня раз ночью тоже чуть с палубы не смыло. Шквал налетел, окатило волнищей. Она холодная, тащит… Бр-р-р!
- Я не про волну! - Диана тихонько всхлипнула. - Как подумаю: один-единственный день - и в нем всё счастье жизни! Как лучик солнца между черных туч!
Не понравилась мне этакая красота.
- Вообще-то, если она пробыла замужем только один день, через восемь-то лет можно бы уже оттаять, не мучить зря хорошего человека.
Она на меня оглянулась, посмотрела, хоть и снизу, но все равно будто свысока.
- Мы, женщины, если полюбим, то навсегда. Мужчинам этого не понять.
И опять отвернулась.
В это время капитан, глухо кашлянув, сказал - получилось как-то очень жалобно:
- С другой стороны, в прошлый четверг имбирное печенье тоже было чрезвычайное-с. Невозможно забыть.
- В самом деле? - всплеснула руками Агриппина. - Нет, в самом деле? Мне очень, очень приятно это слышать…
Тут уж и мне показалось, что для имбирного печенья, еще и прошлонедельного, как-то оно слишком у них чувствительно получилось.