Группируя вместе в виде «теории» мои формулировки с главенством отношения над техникой (Глава 1) и говоря о концентрации на настоящем (Глава 2), я умышленно воздержался от ранее подготовленного названия книги: «Теория и Практика Гештальт-терапии». Я выбрал «Гештальт-терапия: Отношения и Практика», поскольку это отражает мое видение того, что Гештальт не есть приложение теоретического аппарата (или теоретической основы), а предмет бытия в этом мире определенным образом.
Конечно, можно повторить психологический вывод Фритца Перлса (а мне особенно интересен именно его вывод) и таким образом найти определенное видение эго как фактор внутренней помехи - в «Эго, Желание, Агрессия» [7] - и как «функцию по распознанию»; мы находим определенные идеи о себе и о своих контактах - в дополнение к открытому системному кругозору организма в окружающей среде и в холистическом гештальт-подходе. И хотя все это и многое другое найти можно, я воспринимаю психологические идеи Фритца в контексте его работы, а не как основу; как толкование, а не как скелет. Поэтому, когда мне пришлось определить Гештальт-терапию по случаю представления моей книги «Я и Ты Здесь и Сейчас» в Эзалене и Герберту Отто в середине 60-х, я ушел от концептуального определения (как отметил один обозреватель в «И т.д.: Журнал Общей Семантики») простым указанием на нее, что это - «подход, выработанный Фритцем Перлсом» [8].
В конце 60-х я искал лучшее понимание «Теоретических основ» Гештальта и обратился к Женэ Саган (о нем Фритц много волновался в начале 60-х и именно он наладил связь с Эзаленским институтом). Он бодро так рассказал, что думает, что у Гештальт-терапии общего больше с системой Станиславского, чем с Гештальт-психологией. Продолжаю соглашаться с ним. На Балтиморской конференции я поделился также своими взглядами о том, что Фритц искал интеллектуальной поддержки Гештальт-психологии в то время, когда такая интеллектуальная поддержка требовалась ему против академического мира.
Далекий от того, чтобы быть противником теорий, я открыто раскритиковал Фритцову антиинтеллектуальную ориентацию, унаследованную многими. Думаю, что та теория, которая могла бы понадобиться Гештальт-терапии (если она вообще нужна) не будет набором личных верований Фритца, таких, например, как «беспокойство есть возбуждение минус дыхание» или «умереть и возродиться не легко»,- какими бы глубокими они ни были. То, из чего психотерапевт может извлечь больше всего пользы - это понятийная рамка компетенции в понимании психики •, процесса роста в совсем не простой Гештальт-теории. По крайней мере я, лично, более заинтересован в теории здоровья и болезни (или если сказать с большей претензией: в теории озарения и затемнения), которая объединила бы вдохновение Гештальт-психологии с тем, что мы подразумеваем под кондиционированием, психодинамикой и, кроме того, с восточными духовными традициями.