Само собой, мы прибавили скорости. Когда подошли к блокпосту, военный жестом поприветствовал проводника и, поправив ремень автомата на своём плече, бросил:
— Клин, здорова!
— И тебе не болеть, Прохор, — ответил мой спутник.
— Не думал, Клин, что вернёшься в Зону, — продолжал военный, на погонах которого я различил полоски старшего сержанта.
— Сам не думал. Видишь, как бывает.
— Да уж. Бывает всякое…
— И хуже, но реже… Капитан у себя? — спросил мой проводник.
— А куда он денется?
— Ну, вдруг стал майором и теперь при штабе.
— Э-э, скажешь тоже! Здесь разве что в лейтенанты разжаловать могут… — Старший сержант ухмыльнулся, повернул голову и посмотрел на здание КПП. Как будто именно там прятался начальник, способный разжаловать кого угодно.
— Всё такие же бездельники, — усмехнулся и проводник.
— А то! Помнишь, как мы… — начал было говорить сержант, но из открытого окна послышался командирский бас:
— Прохоров! Хорош трепаться! Не то опять попадёшь на губу!
— Ну ладно, Клин. Не задерживаю больше. Рад был увидеть.
— Я тоже рад. Даст Зона, свидимся ещё. Бывай.
После этого мой проводник велел мне:
— Не отставай, дыши в затылок! — и направился к кирпичному зданию. Войдя внутрь, поднялся по ступенькам на второй этаж. Именно там находилось помещение командира контрольно-пропускного пункта, а также рация. Так было предписано армейскими правилами по охране границ Чернобыльской аномальной зоны…
Я старался не отставать ни на шаг. Дышать в затылок, как велено.
Поднявшись на второй этаж, мой спутник подошёл к одной из дверей. Постучался, известив хозяина помещения, что к нему пришли. За дверью послышалось шуршание, как будто там кто-то одевался. Потом раздались звуки нетвёрдых, шаркающих шагов, и дверь наконец-то открылась. Из-за неё выглянула небритая, опухшая, как после трёхдневной пьянки, физиономия. Щурясь от света солнца, обладатель этой самой физии с трудом узнавал гостя. А когда узнал пришедшего, расплылся в улыбке и произнёс:
— Клин, ты, что ль? Заходи!
Посторонившись, капитан впустил в комнату проводника и меня. Держась за голову левой рукой, офицер подгрёб к столу, налил из графина в стакан воду и понюхал её. Удостоверившись, что перед ним вода, он скривился от отвращения и залпом выпил безалкогольную жидкость.
— Какая гадость, эта водка у Сидоровича! И где он только берёт такое пойло? Башка раскалывается после неё… — пожаловался военный и плюхнулся на койку. Под тяжестью казённого человека она тоскливо заскрипела.
— Хм, тебе ли не знать где. Ему это барахло сливают местные жители, — произнёс мой проводник, скидывая с плеч и опуская на пол тяжёлый рюкзак.