– Это еще проще, Джек. Глубина, до которой распространяется действие волн, определяется их длиной. На глубине, равной половине длины волны, волнение практически отсутствует.
И спросил, сразу теряя важность:
– Что там с погодой?
– Все то же, – сухо ответил Джек, выслушав сводку по телефону. – Пока тихо, но циклон развивается. Какой–то умник дал ему хорошее имя. Циклон может зацепить нас, Кирк. Его волчок уже раскрутился. Так что вставай, Кирк.
– Зачем?
– Ты забыл? Мы идем к аптеке Мерда. А ты, Эл, ложись, – заявил он мне, не слушая причитаний Отиса – Прими душ и ложись. Если и не уснешь, все равно отдых. Ночь тебе предстоит нелегкая.
3
Они ушли, и я отправился в свою комнату.
Уснуть…
Совет был правильный. Оставалось только уснуть, но как раз это никак у меня не получалось.
Шторы я задернул, комнату заволокли зеленоватые сумерки, тускло отраженные в зеркале. Но это были душные сумерки. В них глох звон цикад, доносившийся снаружи, в них глохли неясные шорохи, непонятно чем рожденные – моим сознанием или действительностью.
Уснуть…
Оглохший, немой, придавленный зноем город лежал за узкими окнами.
Город, полный молчания, страхов, затаенных надежд; город, внимательно следящий за цифрами, напечатанными в местной газете, печально провожающий из окон угрюмые санитарные фургоны; город, тайком изображающий на своих заборах невзрачное черное солнце с тонкими лучами протуберанцами; город, забывший о шорохе дождей, о звуках смеха, шагов…
К черту!
Одинокие чайки над проливом, равнодушно раздевающиеся эвкалипты, листва, устлавшая улицы, крыши, набережные; обмороки в душных домах, осквернители могил, сыщики–дилетанты, научные сотрудники; тревога, шорохи, страхи… Что я здесь делаю? Почему именно мне надо лезть в морозильник, в котором хранится замороженная смерть? Разве сон, полный кошмаров, лучше вечного?
Уснуть…
Я с ненавистью ударил кулаком по постели.
Все проходит. Проходят эпидемии. Проходят циклоны. Проходят века.
Не утешение для тех, кто попал на кладбище, но, с другой стороны, для живых тоже не утешение. Адентит не связан с мучениями, это уже хорошо. Можно рассматривать остров со специально оборудованной площадки, можно купаться в запрещенной зоне, можно не выходить из дому, можно валяться в канаве, что угодно, черт возьми, лишь бы не румянец, однажды вдруг обдающий тебя жаром. Говорят, на час, на два заболевший адентитом впадает в эйфорию, он счастлив, он любит весь мир, но затем сон…
Болезни, подобные адентиту, приходят из ничего и в ничто уходят.
Солнечный мир, счастливые люди, океан накатывает долгие волны на берег. Океан приносит прохладу и свежесть, он бездонен, как вечность, в его пучинах дрейфуют кашалоты и субмарины, он утешает, он дарит надежды, он поддерживает, но однажды из его вечных смутных глубин, окутанных дымкой доисторических тайн, всплывает вдруг черное солнце глоубстера…