Альберт Великий («Таинство Великого деяния») в устном пересказе доктора Хэссопа.
Наконец меня отвязали, и я размял затекшие все же кисти.
– Встань! – приказал Пауль мамалыжнику из Теннеси.
Мамалыжник криво ухмыльнулся:
– Если вы хотите проделать со мной то же, что и с ним, – он кивнул на меня, – это не пройдет.
– Вот как? – Пауль оторопел. Он даже крикнул: – Йооп, этот тип отказывается идти.
– Ну так помоги ему! – Йооп явно не был злым человеком, но отказ мамалыжника заинтересовал его.
Все три находившиеся в вагоне малайца подошли поближе и с интересом уставились на взбунтовавшегося мамалыжника. Фермеры, сидевшие рядом с ним, не отодвинулись, они даже смотрели на него с сочувствием – это мне понравилось.
Покосившись на меня, Пауль спросил:
– Почему ты отказываешься?
– Я эпилептик, – сказал мамалыжник. Левая его бровь быстро дергалась.
– Вот как? – Пауль был полон темных подозрений.
– Иди ты! – он ткнул пальцем в одного из мормонов, и тот, нахмурившись, бледный, неторопливо поднялся и занял мое место.
– Чего вы от нас хотите? – спросил я Йоопа.
Ответил Пауль, с вызовом:
– Читай газеты.
– Где я их возьму?
– Скоро принесут. Нам будут носить все, что нам потребуется, – почти выкрикнул он. Он явно заводил себя. – А не принесут, вам же хуже.
– Пауль! – крикнул кто–то из малайцев, заглядывая в вагон. – Солдаты нам не верят. Роджер приказывает привести кого–то из них!
– Кого? – взгляд Пауля все еще был скошен на меня.
Йооп быстро подсказал:
– Веди эпилептика.
Пауль взглянул на Йоопа, но тот был неумолим. Выходило так, что в иерархии малайцев Пауль занимал чуть ли не самую низшую ступень. Это меня обрадовало.
– Иди! – прикрикнул Пауль на мамалыжника.
А я подумал: «Второй…»
Этот человек, который сам назвал себя мамалыжником и который только что разговаривал с фермерами, ничуть не трогал меня. У него хорошая ферма, неплохие поля, его земли окупает затраченный на них труд. Даже на меня и Пауля мамалыжник смотрел как на потенциальных потребителей его кукурузы. Он был растерян и не нравился мне.
– Триммер, – беспомощно позвал он. – Помолитесь за меня.
Триммер – коротышка из местных, тощий, длиннолицый, но с мощно выдающейся вперед нижней челюстью, глянул на мамалыжника маленькими старческими глазками и кивнул. Он сидел сразу за фермерами, я хорошо его видел, и он опять кивнул, когда мамалыжник беспомощно сказал:
– Ну, я пошел.
Его увели.
Все молчали.
– Если солдаты начнут стрельбу, – сказал, наконец, Йооп, – ложитесь на пол.
А Пауль добавил, раскуривая, на мой взгляд, слишком душистую сигарету:
– Не хватало, чтобы их трупы навешали на нас.