Кора ехидно заметила, что Дау проявляет слишком большой интерес к семейной жизни племянницы.
— Но меня это волнует, — пояснил Дау.
— Успокойся. Она ещё не вошла во вкус.
К сожалению, моя семейная жизнь не заладилась. Вероятно, оттого, что мы с Виктором жили в разных городах: я у мамы, он — в Алупке, ибо был начальником Крымской экспедиции ФИАНа. Ну какая же это семья! Для меня главное было — моё дитя. Я бросила институт: просто перестала туда ходить, даже отпуск не оформила. В нашей семье ребёнок всегда был центром мироздания, какая уж там учёба, иногородний муж, подруги! О муже я и думать забыла.
Мне всегда казалось, что никто не мог разобраться во всём, что происходит в жизни, лучше Дау. И, хотя я уже решила развестись, для меня очень важно было узнать его мнение.
— Я хочу развестись с Виктором, — начала я.
— Почему? В чём причина? — спросил Дау.
— Причина в том, что она дура, — не выдержала Кора. — Умные женщины мужей-профессоров не бросают.
— Коруша, не мешай. Так в чём причина?
— Причины никакой нет. Просто я его разлюбила.
— Ничего себе — нет причины! Да важнее этого ничего не может быть! — возмутился Дау.
— Но мама против. Она говорит, что в тот день, когда я с ним разведусь, она выбросится из окна.
— А ты и поверила! В жизни она этого не сделает. Она же не сумасшедшая. Это педагогика чистейшей воды.
Я шла домой спокойная, счастливая. Я снова поступлю в институт, закончу его. Буду работать, воспитывать дочку. А мама поймёт, она такая добрая.
— Коруша, у меня билеты в театр: англичане привезли «Гамлета». Но пьеса скучная. Ты пойдёшь?
— Нет. Возьми Майку, она будет счастлива.
Так я попала на гениального Пола Сколфилда, это было незабываемо. Когда он заговорил, меня охватил священный трепет, описать это невозможно. Дау тоже был потрясен:
— Я не ожидал увидеть ничего подобного. Я впервые понял, какую простую вещь написал Шекспир, — сказал он в антракте.
На следующее утро выяснилось, что один из учеников Дау, Иосиф Шапиро, тоже видел этот спектакль. Он записал свой разговор с Дау. Говоря о Клавдии, роль которого режиссёр Питер Брук дал актёру, менее всего походившему на злодея, Дау воскликнул:
— Нельзя, чтобы злодей был так обаятелен.
— Но Дау, если бы в жизни этого не было, мир не знал бы коварства, — возразил Шапиро.
— Да, да. Но всё-таки, когда это в театре, должно быть как-то не так. Что она влюбилась, это правильно. Но она влюбилась в ничтожество. А тут не так. Брук переборщил. Идея хорошая, но переборщил. Получается что-то вроде оправдания подлеца в глазах зрителя.
Иосиф Шапиро предложил следующее объяснение: