— Лев, постой. Ты хочешь вмешаться в небесную механику. И помоги нам бог, я отчего-то верю, что это тебе по силам. Но ты же не можешь знать, чем обернется твое вмешательство. Все расчеты… Представь — одна-единственная переменная, которую ты не учел. Не знал…
— Ты не понимаешь! — покачал головой Озорник. — Мир совсем не таков, как тебе кажется. Это словно в театре. Помнишь тот, в который мы пошли на Пикадилли? Опускается один занавес — и там нарисовано море и плывущий корабль; опускается другой — и действие переносится в горы… То, что ты считаешь незыблемыми физическими законами, — всего лишь условность. Такая же, как слова на песке. Их так легко смести и написать новые. Системы Коперника, Птолемея, античные представления о мире — я могу реализовать любую из этих схем. Могу сделать центром мироздания Землю, могу поместить весь мир на спину гигантской черепахи и заставить ее плыть по бесконечному океану.
Они прошли через весь остров и поднялись на кромку обрыва. С обеих сторон клубилась водяная взвесь. Все вокруг было мокрым — нескончаемый дождь орошал поросшие мхами скалы. Здесь, возле самого водопада, разговаривать было почти невозможно. Рев падающей воды был столь громким, что приходилось кричать, и беседа словно сама собой превращалась в ссору.
— А что будет с нами?! — напрягая голос, выкрикнула Ласка. — Ты подумал об этом?! Что будет со мной — и с моим будущим ребенком?! Ты хоть представляешь, какие силы собираешься задействовать?! Да мы перед ними — ничто!!!
— Успокойся. Я уверен, что нам ничего не грозит. Ну, почти уверен.
— Почти?! — от ярости и возмущения у нее не хватало слов. — Почти!!!
— Ладно, перестань, — сказал Озорник. — Этот спор можно продолжать целую вечность. Пора начинать.
Он сдернул с глаза повязку, скомкал ее и, широко размахнувшись, зашвырнул в кипящую пропасть. Левый глаз пульсировал зеленым огнем; он казался смотровым окошком в какой-то адской топке.
— Посмотри на себя! — выкрикнула Ласка, нащупывая в кармане холодную рукоятку пистолета. — Ты ведь уже не человек!!!
Осокин что-то сказал, почти неслышно за ревом воды — вроде бы, «ошибаешься», — и достал из-за пазухи Лексикон.
— Я не позволю тебе сделать это!!! — Девушка выхватила пистолет, взвела курок и направила ствол в грудь Озорника. Их разделяло всего три шага. Осокин поморщился и снова что-то произнес, должно быть, «отдай». Девушка покачала головой. Он шагнул к ней, протягивая руку… И Ласка нажала на спуск.
Выстрел прозвучал сухо, будто щелчок, как-то несообразно с мощной отдачей. Роба на груди Озорника словно взорвалась; пуля отшвырнула его назад. Он рухнул навзничь, скорчился, заскреб пальцами, сдирая с камней мох… И замер в неподвижности. Лексикон выпал из его руки, и стальной переплет вновь стал неуловимо менять облик, не даваясь глазу…