Вокруг Света 1997 № 01 (2676) (Журнал «Вокруг Света») - страница 22

Я достал из сумки фляжку с «Московской» и наполнил пластмассовые стаканчики, прихваченные мною из отеля.

— Будем здоровы! — поднял я свой «бокал».

— Сайте! — ответил Пьер.

Мы выпили, с удовольствием закусили и тут обнаружили, что в скверике расположилась еще одна компания. Двое мужчин угощали женщину. Пили они совсем не по-французски, а «из горла», как у нас выражаются. Пьер с гримасой отвращения смотрел на это «пиршество», не отвечающее его тонкой натуре, потом не выдержал и плюнул.

И мы пошли гулять по Парижу в сторону расцвеченных Елисейских полей, а следом неслась тихая мелодия шарманки и по-прежнему в золотом сверкании кружилась карусель.

Когда я созерцал ажурную башню, стоя у ее подножия, мне и в голову не приходило что-то критиковать, хотя я ощущал какую-то неловкость, подавляя невольно возникавшую мыслишку: «Зачем это железное сооружение воздвигли в центре Парижа?»

Конечно, башня, названная по имени своего создателя Эйфеля, — несомненное чудо инженерной мысли (Ее технические данные поражают: более 15 тысяч металлических деталей, соединенных двумя с лишним миллионами заклепок, — ничего себе железное кружево в 7 тысяч тонн, покоящееся на огромных четырех пилонах, но оказывающее на землю не больше давления, чем человек сидя на стуле — 4 кг на квадратный сантиметр.), достойное украшение Всемирной выставки 1889 года. Однако вокруг этого самого высокого по тем временам сооружения в мире (320 метров) разразился, как известно, настоящий скандал. Не могу удержаться, чтобы не процитировать один документ.

«Мы протестуем против этой колонны, обитой листовым железом на болтах, против этой нелепой и вызывающей головокружение фабричной трубы, устанавливаемой во славу вандализма промышленных предприятий. Сооружение в самом центре Парижа этой бесполезной и чудовищной башни Эйфеля есть не что иное, как профанация...»

Этот протест подписали композитор Шарль Гуно, писатели Александр Дюма, Ги де Мопассан и многие другие выдающиеся люди. Среди них — Шарль Гарнье.

Возможно, если бы я как-то днем, назначив свидание одному человеку, не провел около часа на ступенях, ведущих к центральному входу Гранд-Опера, то, читая письмо-протест, не обратил бы внимания на фамилию Гарнье. Но когда я столько времени вышагивал вдоль пышного фасада оперного театра, не запомнить фамилию его архитектора было просто невозможно. Гарнье построил здание Гранд-Опера при Наполеоне III, полностью соблюдая принятую тогда эстетику. Отсюда и богатый декор, и колонны, и статуи, и барельефы... А Эйфелева башня создавалась в годы промышленной революции, когда инженерная мысль вторгалась в искусство, стараясь преобразовать его в духе времени, когда стекло и сталь открыли новые возможности. Да, новые времена — новые песни...