Захотелось Федосу беляшей, — пожалуйста, уже жарятся.
Вежливый со старшими, всегда уравновешенный, Федос не нуждался в назидательных сентенциях и педагогических проповедях.
Уверенные в благонравии и разборчивости Федоса, мачеха и нянька не стесняли его в выборе друзей.
Федос сразу же после похорон отца, умершего три года назад, перебрался из детской в его кабинет. Здесь, занимая две стены, помещалась отцовская библиотека. У окна стоял массивный стол с мраморным письменным прибором и бронзовыми подсвечниками. На одном углу — тяжелый, как утюг, пресс, на другом — бюст Наполеона в треуголке.
На полках, за толстыми стеклами, сверкали золотым тиснением, пестрели цветными корешками собрания сочинений русских и иностранных писателей.
Для первого объединенного заседания бюро и старост секций общества «Конкордия» Федос, договорившись с Колькой и Аркашей, предложил свою квартиру. Он решил, что разговоры легче вести за чашкой чая.
В день заседания гостиную хорошо натопили. Мачеха не пожалела для стола праздничной серебристой скатерти и подарочного сервиза. На кухне вкусно запахло.
Первыми явились Катя с Наташей, за ними Аркаша, Женя и Колька. Вскоре — Донька, Агафангел Шалгин и братья Сорвачевы.
Знакомясь с квартирой, близнецы Сорвачевы почему-то говорили шепотом. Федоса это удивило:
— Да вы что? Голоса лишились что ли? У нас здесь спящих младенцев нет. Кому хочется петь, пожалуйста. Вон и рояль для аккомпаниатора.
При виде книжных шкафов Донька ахнул:
— Мать честная! Книг-то, книг-то, как в Пушкинской! Все твои?
— Мои… вернее, наши, — поправился Федос. — Можешь взять для чтения любую. Каждый может.
— Из жизни в других странах найдется? — спросил Вечка. — Для расширения кругозора. Меня романы о любви не интересуют.
Оговорка Вечки рассмешила девушек.
— Сорвачев, вы не женоненавистник, случайно? — задала вопрос Женя.
Вечка кивнул:
— Ага. Форменный.
— Форменный, гы‑ы! А почему с Манькой по кинематографам шляешься? — высунулся Тимоня.
Братья Сорвачевы удивительно походили друг на друга. Невысокие, крутоплечие, с круглыми головами и широкими щекастыми лицами, с доброй улыбкой, они напоминали веселых щенков. Даже ходили они, мелко переставляя слегка кривоватые, гнутые ножки, одинаково, словно не шли, а бойко катились колобком.
— Не смейтесь! Шутит он, — погрозил брату кулаком Вечка. — Маньке-то этой тринадцатый пошел. Сестра! И водил-то девчонку на рождестве, а вы, наверное, бог знает что подумали.
— Никто ничего плохого не подумал, — успокоил его Федос. — Прошу к самовару. Девушки, поухаживайте за нами.