— От шинели не сбежишь, — за всех ответил Донька. — Похлебаем и мы из солдатского котелка.
— Да‑а… Прольется еще немало крови и слез… А где мне, ребята, разыскать вас, когда выпишусь?
— Ты после комиссии прямо к нам на квартиру, — сказал Тимоня. — Разместимся как-нибудь. Живем от работы недалеко. — Он назвал адрес, — до мастерских — рукой подать.
— Да, да, конечно, разместимся, — сказал Вечка.
Щепин благодарно пожал им руки.
— Что ж, нагряну… Спасибо, братцы. Смотрите, хлопот не доставлю. Не бабник, не пьяница.
— А может ко мне? — вмешался Федос. — У меня удобнее. Будете жить в отдельной комнате. Библиотека!
— Ой, уж больно шикарно выйдет. Ты что, из богатой семьи?
Федос замялся:
— Отец у меня… да он помер. Осталась квартира.
— Где живешь? — спросил Щепин.
Федос объяснил.
— Не подойдет, пожалуй, дружище. Я в углу Сорвачевых временно пригреюсь. А за радушие спасибо. И в гости к тебе приду, непременно приду.
В тот же день под вечер у Федоса на квартире Донька неожиданно заявил, что он не станет больше плясать «барыню» в лазаретах.
— Стыдно мне, здоровяку, перед калеками ногами дрыгать.
Колька согласился с Донькой:
— У меня тоже было такое состояние, даже в тот момент, когда безногие и хромые откровенно хлопали нам. Такое время теперь — довольно забавничать.
Женя стала с жаром доказывать, что концерты в лазаретах очень нужны:
— Вы только посмотрели бы, как глаза у раненых оживились. Надо, надо продолжать.
Но Донька и Колька уперлись на своем, как их ни упрашивали.
В тот вечер конкордисты разошлись не очень довольные друг другом.
В ближайшее воскресенье около полудня появился на ковырзинском дворе Щепин с Тимофеем и Вечкой.
Военная форма, тонкие усики преобразили Щепина. Затянутый солдатским ремнем с начищенной медной бляхой, он казался бравым, лишь хромота выдавала, что солдатик — инвалид.
— Ух ты! — воскликнул Колька, здороваясь со Щепиным. — Если б у вас из-под козырька еще казачий чуб, были бы как знаменитый Кузьма Крючков.
Щепин поморщился:
— Какой там Кузьма. Не хочу быть Кузьмой. Думал, демобилизуют после ранения, да нет, сунули в хозяйственную команду вашего 106 пехотного батальона. Что делать будем, братцы, дальше? Куда двинемся? У меня увольнительная до вечерней поверки.
— К Федосу пойдемте, он ждет, — ответил Колька.
Когда шли по Московской, Щепин часто останавливался, с прищуркой смотрел на солнце, на дома, всматривался в лица прохожих и улыбался. Дышал он глубоко, всей грудью, словно с наслаждением, и с радостью пил чистый, студеный воздух.
— Эх, братцы-ребятцы, — сказал он, обняв Кольку и Вечку за плечи. — Хорошо, что мы с вами встретились. И такое у меня сейчас чувство, что вот здесь, в вашей Вятке, снова я жизнь начинаю.