— А почему ты в Москву приехал? Ты у себя в Минске на телевидение пробовал прорваться?
— Прорвался, —- глухо ответил Скляров и опустил голову. — Но у нас, сам знаешь, как дела сейчас идут. Четыре раза в вечерней передаче показывали, счет валютный открыли. Мне это месяца каждодневных поездок в столицу стоило, а толку? — он вздохнул. — Один только нормальный человек нашелся, дозвонился до телевидения, узнал мой адрес и сам ко мне приехал. Посмотрел, как живем, посмотрел на внучку и сказал: «Знаешь, мне чтобы тебе сто долларов на счет перевести, нужно государству девятьсот отдать. Так что на тебе две тысячи из рук в руки, больше дать не могу. И попробуй девочку спасти.» Даже имени своего не сказал, фамилии. Так ответил: «Зачем? Вдруг тебя прижмут, ты меня назовешь. Начнут копать, откуда деньги взял?». Так и уехал. А я до этого продал все, что у меня было: машину, корову, сушеными грибами, которые мы с женой и дочкой собирали, всю зиму на рынке торговал. Три тысячи только набралось. Так что двадцати пяти тысяч мне и не хватает. Может, у вас, в России, законы получше, может, люди побогаче?
Дорогин с Тамарой переглянулись. Она кивнула, мол, если хочешь, помоги человеку, потому что потом не простишь себе, что мог, а не сделал.
— Григорий, поедем к нам домой, помоешься, выспишься, завтра поговорим.
— Не могу, у меня сегодня поезд. Я же в Москву не только по этим делам ездил, у нас там, на латышской границе, с вашими русскими «дальнобойщиками» черт знает что творится. Машины исчезают вместе с людьми. Я и с этим ездил в министерство внутренних дел. Туда‑то я пробился, а толку? Сказали, это дела белорусской милиции, а не нашей.
— Погоди о «дальнобойщиках», — остановил его Дорогин, — тебе сейчас о внучке думать надо, потому что с ней за тебя никто не решит. Сюда и не думай пробиться, не получится, это я тебе точно говорю.
Дорогину хотелось прямо сказать, что есть у него эти несчастные двадцать пять тысяч долларов и он готов их отдать Склярову просто так, с ходу, вот только надо смотаться в Клин и назад. Но нутром чуял, так поступать нельзя. Скляров — человек, не видевший таких больших денег никогда в жизни, человек, не способный поверить, что подобные суммы могут водиться у честных людей. Если поймет, что Дорогин отдает свои, то не возьмет никогда. На коленях не упросишь.
И Сергей лихорадочно стал придумывать, что бы такое соврать, чтобы успокоить Склярова, заставить его поверить в то, что деньги чужие.
— Я, Григорий, тебе говорил, у меня знакомая есть, журналистка, она в газете объявление сможет напечатать. А газета солидная, банковская, ее читают те, у кого денег много. Я с ней переговорю, она мне многим обязана, непременно напечатает. И деньги найдутся, за неделю соберут, это я тебе обещаю.