— Ба, — подняла я голову от толстенного фолианта. — А зачем мне все тридцать три хинских говора знать надобно? Я ж до тех земель в жизни не доберусь, чтоб свою образованность показать.
— А все пригодится, — рассеянно ответила ведьма, хлопоча у плиты, помешивая в чугунке густое травяное варево. — У них завсегда сильные колдуны были, и все, вишь, любили за собой записывать. А тебе хитрый заговор прочесть, или таблицу звездную составить… или кушанье какое чужеземное приготовить — все кусок хлеба.
— Бабуль, а почему ты меня по-элорийски не учишь? Такой красивый язык, и, наверное, уж их маги посильнее хинских сейчас будут.
— Эх, Лутоня. — Яга сняла пробу большой деревянной ложкой, поморщилась и досыпала в чугунок из полотняного мешочка. — Там все не просто…
С истошным петельным визгом распахнулась дверь, в горницу через сени ввалился клуб морозного воздуха, а вслед за ним — уставший Зигфрид.
— Расчистил дорожку, принимай работу, хозяйка.
— Вот еще, буду я ноги лишний раз трудить, — вежливо ответила бабуля. — Разгреб снег, и ладно. Лучше объясни нашей девице, почему я ее элорийскому наречию не обучаю.
Студент не обиделся или просто виду не подал. Скинул в углу на лавку теплый зипун, варежки и, потирая руки, уселся за стол напротив меня. Помолчал, собираясь с мыслями, снял запотевшие в тепле очки.
— Знание этого языка дается только тем, кто хоть раз там побывал.
— Кем дается?
— Не знаю. Просто выходишь из портала и сразу начинаешь понимать чужую речь, будто в голову кто-то нужные слова вкладывает. А потом, даже когда покидаешь Элорию, это знание с тобой остается.
Надо ли уточнять, что мне сразу туда захотелось? Кто ж от такого подарочка откажется? Я-то точно не из таких. Хочу, хочу, хочу…
— Фрау Ягг, — повернулся студент к бабуле. — Может, отпустите со мной внучку на гуляние? Чего-то она бледненькая совсем. Силыч сказал, на площади скоморохи представление давать будут, да и на берегу сейчас весело. Пусть развлечется, а я за ней присмотрю.
Вот оглоед! Бледненькая я ему! Да с моей болезнью бабушка про притирки да замазки забыла. Вот рябые разводы сами собой и пропали. А то, что кожа у меня светлая, — так это порода у нас, яггов, такая. Как бы это на себя незаметно глянуть — в плошку с водой, а еще лучше — в блюдце волшебное? Спросить у Иравари — может, я собой дурна, может, и ни при чем были бабушкины ухищрения? Я засуетилась было, но притихла под тяжелым взглядом родственницы. Ой, не пустит…
— Отчего ж не погулять, коли дело молодое, — неожиданно решила бабуля. — А вечерком к нам приходи — будем твоему ректору ответ писать.