Правда, первое время их не ставили в караул. И на всё это время фазаны и мы, уже будучи полноправными дедами, заступили в бессменный караул в две смены. Четыре часа стоишь, четыре отдыхаешь и снова идёшь на пост — и так продолжалось две недели подряд.
Мне достался самый трудный — первый пост. Стоишь у всех на виду, в афганской форме, ни поспать, ни отдохнуть, даже курить приходилось с оглядкой. Хорошо тем, кто охранял башни: один спит, другой за двоих службу несёт и смотрит, когда появится проверяющий, чтобы вовремя растолкать спящего.
Молодёжь пришла на радость нам — дедам — работящая, покладистая. С ходу взвалили на свои плечи массу бытейских хлопот: трудились как и полагается молодым — с энтузиазмом. Казалось бы всё хорошо, да деды были недовольны: по их мнению, не выработалось ещё у молодых серьёзного отношения к службе. Вот уже прошло две недели, а они всё ходят петухами — чуть ли не до панибратства доходит. Думают, раз попали в Афганистан — значит герои, думают, здесь все на равных. Разговорчивые, весёлые.
— Ишь! Смеются!.. Анекдоты без конца травят! Весёлая жизнь! X… на службу забили! — брюзжали деды. — А как же — Афганистан! Герои!
Поначалу деды пробовали с ними говорить по- хорошему, — мол, ребятки, надо не просто делать, что говорим, а надо — метаться! Должна быть чёткость в выполнении. Надо всячески показывать своё уважение к нам — дедам. Ведь вы же в армии! Но, увы, зачастую эти добрые пожелания пропускались мимо ушей и должным образом не учитывались. Недовольство у дедов потихоньку накапливалось. Всё острее вставал вопрос о необходимости проведения воспитательной работы среди молодёжи. И повод не дал себя долго ждать.
На ужине молодые позволили себе дерзкую выходку: нарезали хлеб почти что на равные куски. Кто первый, расхватал себе куски что побольше и начали рубать. Я, поскольку внутренне был за равенство между призывами и не придавал особого значения толщине хлеба, взял первый попавшийся кусок.
— Ничего себе! Это что?.. Мне что ли? — недовольно хмыкнул Ефремов, глядя на оставшийся слабенький кусок хлеба. — Ладно! Вижу я, вы них..я не понимаете. Вы припухли! Прибурели! Сегодня вечером вас равнять будем! — аппетит у него был основательно перебит, к хлебу даже не притронулся. Молодые, вначале так радовавшиеся пище, теперь, поняв, что проштрафились, жевали, но уже без прежнего веселья.
Вечером, зная мою мягкую натуру, ко мне подошли Ефремов с Овчинниковым и предупредили:
— Сегодня будем молодых воспитывать, а то на дедов х… забили! Надо равнять! Надо! Ты можешь их не бить — твоё дело, но главное должен присутствовать, стоять вместе со всеми.