Прошло ещё несколько дней. История с магнитофоном уже стала забываться, как ко мне подошёл Ефремов и спросил:
— Слышал новость насчёт магнитофона?
— Нет, не слышал.
— Как? Все знают, а ты ещё нет?
— Вообще впервые слышу — а разве он не ушёл с концами?
— Уже нашли. А знаешь кто его взял? — казалось бы без всякого умыслу поинтересовался Ефремов. Но я сразу почувствовал, что вопрос этот не случайный — это проверка. Здесь — в армии — особая ответственность за свои слова. Жёсткий быт определяет жестокие нравы. И чтобы по глупости не попасть впросак, каждый раз, перед тем как что-то сказать, надо подумать о последствиях. Нечаянно оброненное слово может потом дорого стоить. Даже сам Еремеев в своё время из-за неосторожного высказывания получил по сусалу. Меня так и подмывало ответить:
— Вот и отлично, что нашли! Надеюсь, этим дуракам зададут так. что другим потом неповадно будет! — но это мне только хотелось сказать. Вслух я произнёс совсем другое. Сделав удивлённое, не допускающее двойного толкования лицо, я с некоторым раздражением ответил:
— А откуда мне знать? Не знаю ничего. А кто?
— Да нашли и всё, — пробурчал Ефремов. — Значит, серьёзно, ничего не знаешь?
— Говорю же, впервые слышу.
И Ефремов весь в задумчивости ушёл. Видимо деды искали стукача и послали Ефремова ко мне, поскольку мы были в нормальных отношениях. Никто не осуждал и не винил воров, наоборот, если что стащили у офицеров — это считалось доблестью и заслугой. А кто их застучал — тот предал товарищей и заслуживает презрения. И если бы его рассекретили, то ему было бы несдобровать.
Но в данном случае служба информации ротного, скорее всего, была ни при чём. Хижняк каждый вечер вызывал к себе в офицерскую комнату всех подозрительных личностей и вёл с ними продолжительные беседы. Когда в очередной раз кто-то уходил на допрос, некоторые старослужащие ходили с озабоченным видом и, уединившись, о чём-то тревожно перешёптывались. Ротный разговаривал со многими, однако меня не вызвал ни разу — видимо, посчитал излишним. В результате умело проведённого расследования Хижняк узнал всё в подробностях: кто стоял на шухере, кто крал магнитофон и передал через окно, и кто его унёс и спрятал. Однако он дело огласке придавать не стал, потому что это ЧП могло обернуться против него самого — ещё скажут, что плохо проводил комсомольскую и воспитательную работу. Зато вся эта троица тут же заступила в бессменный наряд по роте на две недели.