Профессор оборвал фразу, потому что Козлов неожиданно поднялся со стула, на котором сидел, и медленно закружился по комнате, при этом он кистями рук делал в воздухе движения, какие обычно делают дети, изображая танец. По лицу Козлова блуждала улыбка, чем-то неуловимо отличающаяся от обычной улыбки нормального человека. Козлов сделал круг по комнате и остановился как раз напротив кресла, в котором сидел совершенно растерявшийся профессор.
– Я буду плясать и петь, Дмитрий Николаевич, делать все, что мне хочется – хочется, понимаете? – но не буду заниматься тем, к чему у меня не лежит душа.
У Вольского подрагивала нижняя губа. Он не понимал, что происходит.
– К черту все! – сказал Козлов мстительно. – Прощайте, Дмитрий Николаевич!
Вышел из комнаты, хлопнув дверью.
В автобусе было много людей. Козлов едва сумел протиснуться к окну. Толкнул при этом старушку, она сделала замечание, но Козлов на нее так посмотрел, что она смешалась и затихла. За окном тянулись дома-близнецы. Они выглядывали из-за деревьев и рассматривали мрачного Козлова своими глазами-окнами.
Надо все поменять. Круто, в один миг. Он просто закис, такое бывает. И раньше случалось, но ведь проходило же в конце концов.
Автобус остановился на перекрестке. Женщина переходила через дорогу, толкая перед собой коляску. Пьяный на противоположной стороне улицы обнимал ствол дерева.
Говорят, что каждый человек – хозяин своей судьбы. А своим мыслям он хозяин? Откуда эти жуткие сны? Вика права, конечно, – его что-то тревожит. Может, возраст такой подошел? Перелом. Дошел до определенной точки, думал – вершина или хотя бы подступы к вершине, а оглянулся – болото вокруг, лягушки квакают, и никаких радостей. Вот и растерялся.
Остановка. Старушка, сделавшая Козлову замечание, вышла из автобуса и неловко заковыляла по тротуару, Козлов проводил ее беззлобным взглядом, пока она не скрылась за дверями магазина. Козлов поднял глаза и увидел вывеску над дверью: «Молоко». И у него сердце отчего-то сжалось, он смотрел широко раскрытыми глазами на эту вывеску, а автобус уже отправился от остановки, и стена дома, в котором располагался молочный магазин, поплыла за окном. Серая штукатурка, водосточные трубы, цветок в чьем-то окне. Этот дом был ему знаком.
– Пусть остановит! – крикнул Козлов и рванулся к выходу. – Дверь пусть откроет, я выйду!
Людей в автобусе было много, и ему стоило немалых усилий добраться до двери.
– Спохватился! – сказал кто-то неодобрительно.
– На следующей остановке выйдешь, – ехидно добавил старик в светлой кепке.