Хургин посмотрел на Козлова. Тот пожал плечами.
– Хорошо, – сказал Хургин. – Рассказывайте дальше.
– О чем?
– Вы говорили о том, что во сне знали, что должно быть так, а не иначе.
– Ах да! – вспомнил Козлов. – Это действительно так, и меня это самого удивляло. Я вхожу в чужую квартиру – и всегда знаю, кто там есть. Заранее знаю, понимаете?
– А как вы это объясняете?
– Никак!
– Так не бывает.
Козлов потерянно пожал плечами: у меня, мол, бывает.
– Хорошо, пусть так, – согласился Хургин. – Но вы можете обрисовать будущую жертву?
– Какую – будущую?
– Человека, который погибнет в следующий раз?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю. Я вижу их только во сне.
– У вас было хорошее детство? – неожиданно спросил Хургин.
– Хорошее – это какое?
– Вы свое детство по-доброму вспоминаете?
– Мне было хорошо, пока была жива мать.
– Вы рано ее потеряли?
– Мне исполнилось восемь, когда она погибла.
– Извините.
– Ничего.
– И вы остались жить с отцом?
– Нет. Отец бросил маму, когда меня еще не было.
– Кто воспитывал вас после смерти матери?
– Я рос в детском доме.
– И отец не пытался вас разыскать?
– Нет. Я его никогда не видел.
– У вас не было никого из родственников?
– Кто-то был, наверное. Но я о них практически ничего не знал.
– Вы были замкнутым ребенком?
– Нет.
– Вы так уверенно отвечаете…
– Потому что знаю, что не был замкнутым.
– Я потому усомнился, что сейчас вы не производите впечатление контактного человека, – добродушно рассмеялся Хургин, демонстрируя свое расположение к собеседнику.
– Жизнь такая, – огрызнулся Козлов. – Не располагает к радости.
– С чего обычно начинаются ваши сны?
– Те самые? – уточнил Козлов.
– Да.
– С того, что я оказываюсь рядом с местом будущего преступления.
– Вы туда приезжаете? Или, может быть, прилетаете? Вы вообще летаете во сне?
– Нет.
– Никогда?
– Никогда.
– Итак, не прилетаете. Значит, приезжаете?
– Не знаю. Все начинается с того, когда я уже на месте.
– Вы бесплотны?
– Не понял? – вскинул голову Козлов.
– Вы можете в своих снах пройти сквозь стену? Или сквозь других людей?
– Нет.
– А вас видят?
– Кто?
– Другие люди. Прохожие, например.
Козлов задумался.
– Наверное, да. Я отчетливо помню то ощущение близкой опасности, которое испытываю в своих снах. Я остерегаюсь людей. Значит, они меня видят.
– А вы себя – нет?
– Heт.
– Может быть, вы видите себя не целиком, но хотя бы частично? Руку, ногу? А?
– Нет.
Козлов закрыл лицо руками, и теперь его голос звучал совсем глухо.
– Я хочу увидеть свое лицо там, во сне. Хочу убедиться, что это действительно я. Молю: «Приснись! Приснись мне!» – У него по щекам бежали слезы. Слезы отчаяния. – Но никогда я себя не видел. Никогда!