Стал перебирать снимки, раскладывая их пасьянсом перед Козловым. Вот на фотографии маленький Олег со своей матерью. На голове мальчугана пилотка.
– Рассказывайте, – попросил Хургин.
– О чем?
– Об этих фотографиях. Вы помните, как вас фотографировали?
– Да. Это я в детском саду. Пришел какой-то фотограф и за пятьдесят копеек делал снимки всем желающим. Дело было вечером, мама за мной пришла, поэтому мы здесь вместе.
– А вот этот снимок?
– Нас мамин знакомый фотографировал.
Берег водоема. На заднем плане множество людей, Олег и его мама улыбаются в объектив.
– Счастливое время, да? – спросил Хургин.
– Да. Был выходной, мы поехали втроем на речку…
– Втроем? – переспросил Хургин.
– Да. Третий – тот самый мамин знакомый, дядя Женя его звали.
Хургин обернулся и выразительно посмотрел на Большакова. Тот пожал плечами. Он ничего пока не понимал в происходящем.
– Провели там целый день, да? – спросил Хургин.
– До самого вечера.
– Обгорели, наверное, на солнце?
– Нет.
– Что же вы за солнцеустойчивые такие?
– Мы в тени устроились.
– Хорошо это помните?
– Конечно.
И опять Хургин взглянул на Большакова. Потом выложил перед Козловым следующий снимок. Олег, его мать и тетя Алла.
– Это вы в Смоленске?
– Да.
– Надолго ездили туда?
– Не помню.
– А где фотографировались? Площадь какая-то. Это где?
– Не помню.
– А саму тетю Аллу помните?
– Нет.
– Нет! – выдохнул Хургин и резко обернулся к Большакову, зашептал: – Он не помнит ту поездку в Смоленск! Вы поняли, Игорь Андреевич? Он про все может рассказать: про то, как его сфотографировали в детском саду и сколько стоит снимок, про то, как звали маминого знакомого, с которым они ездили на речку. Но он не может вспомнить свою поездку в Смоленск! И тетю Аллу он не помнит! А? Улавливаете? Вы хоть понимаете, почему?
Большаков наконец догадался, но Хургин все-таки его опередил и закончил торжествующе:
– Он никогда не видел тетю Аллу! Это не он на снимке! Не Олег! Это его брат! Брат, которого он никогда не видел!
Оглянулся – не слышит ли их Козлов. Не слышал.
Девушки, в прошлый раз встретившей Хургина у порога, на этот раз не было. Хургин, побарабанив в дверь, обернулся к Большакову и пожал плечами:
– Никого.
– Но старуха-то должна быть. Та самая, о которой вы рассказывали.
– Да, наверное. Но она не откроет. Слишком плоха.
Хургин вдруг подумал, что женщина могла умереть за это время, и их с Большаковым поездка в Смоленск окажется бессмысленной.
– Поверните ручку, – предложил Большаков. – Может быть, дверь не заперта.
Так и оказалось. Дверь открылась, обнажив сумрачное нутро дома. Все так же пахло плесенью и пылью.