Хорошо, что их нет здесь. Бросились бы спасать ее, а это невозможно. Только сами погибли бы вместе с ней.
А так вся семья, скорее всего, останется жива. Много ли будет таких семей, что в надвигающемся ужасе потеряют только одну старую больную бабушку, которой и так недолго осталось... Ее дети... и внуки... Они сильные... Они выживут...
А ей уже не страшно. Ей, всё равно, пора. Неплохая жизнь позади. Двое детей, четверо внуков, правнучку успела увидеть...
Она встала и, опираясь на две палочки, с трудом добралась до кухни. Попила чаю, вернулась в комнату, немного посмотрела по телевизору какой-то дурацкий сериал. В последнее время мыльные оперы перестали казаться такими скучными.
Новости смотреть не стала, какой смысл... Добралась до постели и легла спать. Во сне было хорошо и уютно, снились дети, внуки, маленькая Санечка... Даже ноги совершенно перестали болеть, впервые за долгие годы...
Она не заметила, как сон стал вечным, и ушла совершенно счастливой за несколько часов до того, как волна, вырвавшаяся на свободу после разрушения каскада волжских ГЭС, накрыла Самару...
Окрестности Новосибирска, расположение N-ской десантной бригады
Владимир Пчелинцев (Шмель)
Тихонько гудел мотор УАЗика. В тусклом свете лампочки блокнот казался желтым. И на эту желтизну ложились черным буквы и цифры, подводящие мрачный итог.
От бригады осталось ровно четыреста пятнадцать человек. И пара сотен гражданских. Женщины, дети. Сидят сейчас в относительно целой столовой. В жилое состояние приводят по мере сил. Матрасы стелют. Занавески вешают...
Из боеспособного личного состава — двенадцать офицеров, семь прапоров, остальные — сержанты и солдаты. Из последних около четверти — сверхсрочники. Некоторые участие принимали. Это гуд.
Из плохого — ребята с ума сходят. Начинает доходить, что не игра это. А жизнь реальная. Злая, страшная и кровавая. И рестарта не будет. Как ни проси. И раненных человек шестьдесят. Из них примерно сорок до утра не доживут.
Зато боксы и склады почти целые. Завтра — первую роту на разбор жилых, за второй — снабжение, третью — в боевое охранение. На всякий случай, вдруг полезет кто. БТРы откопаем — будем ими рыть.
— Думаешь? — на соседнее сиденье залез Сундуков. Пьяный, но еще нормальный. — И правильно. Кому-то думать надо. А кому-то голыми руками камни разгребать, потому что стоны из-под них НЕ ПРЕКРАЩАЮТСЯ!
— Рома, успокойся. А то спрошу, какого черта нажрался и гонишь.
— А такого, Вова. Нашел я их. — остекленевший взгляд капитана уткнулся в темноту за лобовым стеклом. — Всё. Верил во что-то, надеялся, а теперь — кончилось. Глебыч! — обернулся вдруг ротный к Пчелинцеву. — Будь человеком — разреши уйти.