— Критику снизу отклоняю. — ответил сержант. — Моя мать — святая женщина. Она меня терпела целых девятнадцать лет. Пока я в армию не ушел. — Прокрутил на ковбойский манер на пальце пистолет. И выстрелил Гарику в голову.
Коротко стриженная голова буквально развалилась на куски, заляпав мозгами и кровью склизкую стену и соседа.
Кого-то из солдат шумно вытошнило. Да и наши, на что парни крепкие, видавшие виды, испугались. В штаны не наделали, но хотелось... По себе сужу, но вряд ли остальные лучше...
Вояка отмороженный этот, с дула дымок сдул, снова пистолет крутит. Увидел, что солдатик весь облеванный стоит и командует ему:
— Так, Поляков! Выскочил наружу, воздухом подышал, и обратно. Понял?
— Так точно! — Солдатик с силами собрался, ответил и побежал. Только ботинки по воде хлюпают: чвак, чвак...
— Следующий?
Вот же сволочь казаче-татарская! Пистолетом заместо указки размахивать вздумал...
Пацан, на которого Гариковой башкой плеснуло, глаза закрыл и выпалил: — Кривой я! Из Северска!
— Вай, молодец, сэр Кривой из Северска! А ответьте мне, достопочтенный земляк моей горячо любимой жены, с какого хера вы сюда приперлись? — я и не заметил, как старший сержант этот подскочил с табуретки и оказался рядом с Кривым. В висок ему АПС сунул, до крови разбил.
— Повторяю вопрос о мотивации вашего здесь появления?!
— А... Ну, это... — промычал Кривой.
— Понятно... — Урусов протянул. — Говорить не умеем... Такой косноязычный ты нам не нужен.
И выстрелил. Да как! Пуля вошла Кривому в глаз, кусок черепа к херам вынесла, но не убила. Завыл он, задергался, кровью забрызгал во все стороны...
А долбаный отморозок посмотрел спокойно на это дело и высказался, обращаясь к тому солдатику заблёванному:
— Понимаешь, Поляков. Эти твари пришли убить тебя. И твоих друзей. Такие же убили твоих родителей. Ты ведь их помнишь?
Голос тихий, вкрадчивый даже... Талант, мать его! Ему в опера пойти — я бы первым свечу заупокойную ставить побежал бы... А он продолжил:
— И потому жалеть нам их не с чего. И если он нам бесполезен, то зачем ему жить? Пусть подыхает.
А Кривой всё это время корчился и дуэт воплям Черного составлял.
А остальные солдаты стояли, разинув рты. Пока, наконец, не прогрохотала короткая очередь.
— И кто только добрый такой? — спросил Урусов, — Ладно, после разберемся. Прониклись? — Это он уже у нас спросил. Хоть «Стечкина» в кобуру упрятал, и то хлеб... — Вот и молодцы. Продолжим?
И сами собой полились слова, и никакие силы не способны были остановить этот поток. Даже подбадривать никого не пришлось. Каждый решил, что лучше рассказать все, о чем спрашивает этот «казак». И я всё выложил. И про то, что было, и что есть, и что от Энска моего родного осталось. Старший сержант только и успевал диктофон включать-выключать, записывая по очереди...