— Что, своих не узнаете?
«Так это же Михаил Иосифович, наш председатель колхоза», — узнала Мочалова. Она помнила их разговор перед самым уходом председателя в партизанский отряд, когда он советовал и ей уходить. Радостно сказала:
— Михаил Иосифович, вы? Проходите в дом.
У Марфы Степановны от переживания пропал голос, и разговаривала с гостями одна Татьяна Андреевна.
Пришедшие, видно, торопились и перешли к делу:
— Марфа Степановна, а что это ты нами интересоваться стала, что, дело какое есть?
Хозяйка уже пришла в себя и с готовностью ответила:
— Конечно, дело есть, Иосифович. Сын мой, Антон, объявился. А куда же ему как ни к вам подаваться? Поэтому и ходила по людям. Знала, что если не подскажут, где вас искать, то вам передадут. Видишь, не ошиблась.
— Вижу, вижу, ты всегда у нас сметливой была. Ну, а где же Антон?
— На чердаке. Сейчас позову.
Не прошло и пятнадцати минут, как гости вместе с Антоном шагали огородами к лесу. А у дома стояли пожилая и молодая женщины и плакали. У них впереди были долгие дни тревог, страха и надежд...
10
ЛЕЙТЕНАНТ АЛЕКСЕЙ КУПРЕЙЧИК
У лейтенанта Купрейчика имелся свой отсчет военного времени. Он начался не с той минуты, когда он вместо свадебного стола стремился быстрее попасть к месту службы, и даже не с той памятной перестрелки с немецкими диверсантами, когда он был ранен, кстати, Алексей даже сейчас, вспоминая тот эпизод, относил его к обычной милицейской операции по ликвидации вооруженных преступников, и не с того времени, когда волею судьбы он совсем неожиданно для себя впервые надел форму командира Красной Армии. Для него война по-настоящему началась с того момента, когда полк, в который Купрейчик был зачислен, попал под налет фашистских самолетов.
До этого у него представление о действиях войскового подразделения было связано с четкостью, упорством, хладнокровием даже перед лицом смерти.
И когда он, стоя рядом со своим командиром майором Мироновым, увидел, как в ярко-голубом небе не спеша и плавно разворачивались немецкие самолеты, им овладело любопытство. Он, конечно, понимал, что сейчас эти самолеты принесут смерть многим красноармейцам и командирам, но все это будет в справедливом бою, где обе стороны будут нести потери.
Но все получилось совершенно иначе. Три или четыре самолета отделились от группы и начали бомбить спешно готовившихся к бою зенитчиков. А остальные один за другим атаковали колонны полка. Первый бомбардировщик с пронзительным воем стремительно пошел вниз. Купрейчику показалось, что самолет падает прямо на него, но он почему-то продолжал стоять, словно не веря, что вот этот растущий прямо на глазах самолет, в чьем призрачном решетчато округлом носу он четко увидел две головы в темных шлемофонах, может убить его... От брюха самолета оторвались несколько черных капель. Это же бомбы!.. А самолет, будто присев, круто начал уходить ввысь. А к земле продолжал нестись раздирающий слух и душу нестерпимый вой. Это так же, как и самолеты, выли бомбы. И неизвестно, чем кончилось бы для Купрейчика это созерцание приближающейся к земле смерти, если бы не майор Миронов, который сбил Алексея с ног: