Когда она увидела, что я ее поддерживаю, она сильно вздрогнула и откинулась назад на диван. Нельзя сказать, что это было особенно лестно для меня, но я решил не обращать внимания.
— Надеюсь, вам теперь лучше? — спросил я с ободряющей улыбкой.
В ответ она взглянула на меня с такой ненавистью и презрением, что я инстинктивно встал с дивана.
— Ну, — сказала она, — что же вы не звоните и не передаете меня полиции?
Она говорила низким, страстным голосом, с легким иностранным акцентом.
Я посмотрел в упор в ее возмущенные глаза. — Я принципиально против полиции. Кроме того, я не знаю, что ей тут делать. В конце концов вы только испортили бюро!
Не успела она ответить, как послышались шаги на площадке, а затем кто-то тихо постучал в дверь.
— Кто там?! — вскрикнул я.
Из-за дверей раздался извиняющийся голос Мильфорда.
— Это я, сэр. Мне послышалось, что в вашей комнате что-то упало. Я пришел посмотреть, не могу ли быть полезен.
Сперва я колебался, затем подошел к двери и открыл ее так, чтобы он не мог видеть происходящего в комнате.
— Спасибо, Мильфорд, это пустяки. Я чинил воздушный пистолет, курок неожиданно спустился и попорчена доска бюро. Вы посмотрите ее завтра утром. Кстати, был здесь кто-нибудь в мое отсутствие?
— Никак нет, сэр.
— Возможно, что я выйду опустить письмо, — прибавил я, — так что, если вы услышите шаги, не подумайте, что это грабитель. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сэр.
Я прикрыл дверь, прислушался к тому, как удаляются шаги моего верного слуги, затем закрыл дверь на ключ и вернулся к посетительнице.
— Может быть, вы отдадите мне американский ключ, пока вы не забыли?
Она вскочила и посмотрела на меня, как прекрасный затравленный зверь. Плащ упал с ее плеч, и выступили изящные, точеные формы, обрисованные узким черным платьем. К кушаку был пристегнут кожаный мешочек. Она вынула из него ключ и, ни слова не говоря, швырнула его на диван.
— Благодарю вас. И, если это не нескромный вопрос, позвольте вас спросить, почему вам так хотелось меня застрелить?
Она бросила на меня взгляд, в котором было и отвращение, и удивление.
— Вы притворяетесь, что ничего не знаете? — спросила она презрительно.
Я покачал головой.
— Клянусь честью, не имею ни малейшего понятия. Ее губы очаровательно дрогнули, и она встала во весь рост.
— Я Мерчиа Солано, — сказала она.
Я поклонился.
— Прелестное имя, но при данных обстоятельствах слегка неуместное3.
— А вы умеете шутить! — крикнула она с горечью. — Вас правильно назвали сатиром из Кулебры.
— Вот как! — сказал я. — Вы меня смущаете. Я и не думал, что люди могут так льстить. Но что же я сделал, чтоб вызвать к себе столько внимания?