— Сойдет, мама, сойдет, — постарался я ее успокоить, зная, что мнительность не даст ей покоя.
Пока ехали на вокзал, она без устали говорила, я безропотно слушал.
— Сынок, христом-богом прошу, готовься как следует. И на подготовительные курсы запишись, как договаривались, смотри, ни дня не пропускай, все записывай, все пригодится. Вечером не ходи никуда, видишь, город хоть и не Москва, а тоже большой, всякое может приключиться, шпаны везде хватает. Может, они телевизор тебе разрешат смотреть? Ну до программы «Время», спать ложись пораньше, чтобы голова была свежая. Гавриловы говорили, что жена у него больно хорошая, ты уж лучше с ней обо всем, ладно? Но главное — подготовка, подготовка, экзамены надо хорошо сдать, вишь, что в приемной комиссии сказали: конкурс большой ожидается…
Ах, если б кто знал, как мне все это знакомо! Перед школьными экзаменами та же песня слышалась. Мама, да все я понимаю, неужели нельзя о чем-то другом поговорить, без назиданий, а просто по душам, спокойно и без снисходительных ноток… Так нет, мать ведь только одноцветно мир видит, хлебом ее не корми, дай поучить дитя, как надо жить. А сама — знает ли? Если б знала, не шумела бы с отцом, жили дружно и согласно. И я бы у них поучился…
Поезд шел вечером, мы пошлялись еще по магазинам, пообедали в диетической столовой и вернулись на улицу Баженова.
Я стал уговаривать мать, чтобы она немного поспала — всю ночь будет добираться до дома, неизвестно еще: выспишься ли.
— Да не хочу я, Антон, не хочу, — долго отнекивалась она, но в конце концов притулилась на раскладушке. И тут же заснула, по-детски подложив обе руки под щеку.
Я сидел на стуле и думал о том, как тут буду один. Ничего, стерпится-слюбится, как говорят в нашей деревне. Не помрем. Совсем не обязательно каждый день видеть рожу хозяина (шибко он мне не понравился!). Буду день и ночь читать учебники…
Тихо, чтобы не потревожить мать — она просыпалась даже от полета мухи, — я выложил на стол учебники из чемодана, поэтому он и был тяжеловат. На столе не все поместилось, да и трудно было назвать его полноценным столом: некогда круглый, теперь он был распилен посередине, одну половину убрали, а вторую, на двух ножках, чтобы не падала, при помощи металлических уголков прибили к стенке.
В этот же день мне выпало счастье познакомиться со всеми членами семьи Лапотковых.
Расцеловавшись с матерью в вагоне и стараясь не замечать ее слез, я выскочил на перрон. Когда поезд скрылся из глаз, прошелся по городу.
Кое-где мигала разноцветная реклама: то здесь, то там не хватало одной или нескольких букв: из кинотеатра, мимо которого я прошел, высыпались, как горошины из стручка, люди; в сумрачном воздухе гасли их возбужденные голоса; тормозили резко на поворотах такси с зеленым уютным глазом; и листья на кленах и липах, рассаженных у проезжей части, потемнели и потолстели от переизбытка электрического света, падающего на них со всех сторон.