Методика обучения сольному пению (Петрухин) - страница 68

Оставшись одни, мы сели за конспекты. Я перелистал «Лолиту», — слышал о ней многое, но в руках еще не держал.

Катя подняла голову от стола; глаза ее словно набухли, обиженно опустились уголки губ; смотря в пространство перед собой, она спросила:

— Антон, ты своих родителей любишь? Только честно скажи, ладно. Ведь не все… знают и любят их… Ты… смог бы обидеть их?

Я, раздумывая, машинально перелистывал тетрадь:

— Ну, я понимаю, они многое для меня сделали… Ну, родители есть родители. Люблю, наверное. Я никогда особо не думал об этом. Вот бабулю — точно люблю. А с матерью больше ссоримся, правда, потом миримся, как ни в чем не бывало.

— А скажи… — Катя запнулась на мгновение, — смог бы ты их… возненавидеть?

— Ну не знаю… Иногда здорово злишься на них, а потом проходит.

— Мои родители… как тебе?

— Да ничего вроде. Я ведь их не больно хорошо знаю…

— Зато я вижу их насквозь, — медленно и стыло проговорила Катя. — Знаешь, кто они?

— Кто?

— Двуликие Янусы. Лжецы.

Меня передернуло от этих слов.

— Ну… Это ты зря, — сказал я. — Конечно, не всегда они правы, но все же…

— Да я не об этом, — Катя резко поднялась со стула, — я о модус вивенди.

— О чем?

— Об образе жизни. Понимаешь… это мы сами и все, что нас окружает. Все, все, все, доходит?

— Ну, в общем-то, да…

— Вот слушай. Когда и ты и я были маленькими, все нам было ясно, просто и понятно. Родители, которые тебя любят, которые в любую минуту могут спасти, уберечь, приласкать, объяснить, направить, казались нам людьми без недостатков… О, у меня такая мама! О, у меня такой папа! Ну и все, конечно, в превосходных степенях. Я не знаю, как ты, но я росла всегда с ощущением, что мне нечего в этом мире бояться, потому что рядом мои родители. Вот так надо жить, как они! Маме рукоплещет весь зал, тысячи людей, ей преподносят цветы за пение, она милая, грустная, усталая… Я жалела ее, старалась как-то помочь, чтобы она чувствовала, понимала: рядом растет ее дочь, которая в ней души не чает. И отец! О, я знала, что он спасает людей от смерти. Я просто боготворила его. Я верила, что никогда не умру, в отличие от других, потому что у меня папа — врач. Он никогда не даст мне умереть — ну, как это обычно бывает в детстве: мечты, фантазии. Когда они были рядом, у меня кружилась голова от счастья. Как хорошо, как здорово, что у меня такие мама и папа, лучшие из лучших! Их все любят и ценят. И больше всех их люблю я!

— Но так у всех, наверное… — тихо вставил я, когда она на миг замолчала и как-то обессиленно опустилась на стул.

— Ты ошибаешься, Антон, — она захлопнула тетрадь и посмотрела на икону, которая когда-то понравилась Авдееву: Богоматерь с младенцем. — Святая простота… Что значит — любить? Это значит — обманывать себя… Мы любим невидимку, Антон, а не реального человека. Я думала, мне не будет страшно, когда я стану взрослой, потому что у меня такие хорошие родители: они передо мной как на ладони и я перед ними как на ладони. Я ведь тоже вращаюсь в их вселенной, я тоже занимаю не последнее место в их образе жизни. Я буду всегда с ними — вот что меня поддерживало, вот что меня утешало. Мы всегда будем вместе. Ну, как в той песне: «Ты, я, он, она — вместе дружная семья!..»