Возвратившись на станцию, Лидия Григорьевна на некоторое время растерялась. Смотрела на раненых, на побуревшие от крови перевязки, сломанные лангетки, слушала стоны и не знала, что же ей делать. Но постепенно оцепенение проходило. Она не представляла всей сложности обстановки, которая сложилась в этом районе. Но одно было ясно: многие нуждались в срочной помощи. Если эшелоны уйдут даже через три-четыре часа, то все равно этих раненых нельзя отправлять, не оказав им немедленную помощь. Понимала она и другое: на вокзале, где пыль и грязь, раны открывать опасно. Требовались стационарные условия. В здании театра, куда начали переносить людей, операционную тоже скоро не развернешь.
Лидия Григорьевна решила направлять раненых в санаторий имени Пирогова, где палаты и оборудование позволяли разместить больных и быстро оказать им помощь. Многих местные жительницы разобрали по квартирам — лишь бы укрыть от гитлеровцев, которые вот-вот могли нагрянуть в город. Все понимали, как это опасно. Обнаружив раненого бойца в доме, фашисты не помилуют. Но никто не думал об опасности. Раненых укрывали и принимали всюду как самых близких, родных людей, которым в доме и лучшее место и самый вкусный кусок.
В тот день на вокзале сошлись пути главных героев нашего повествования. Лидия Тарасова оказалась здесь после того, как отдала свой талон на право первоочередной эвакуации. Она готовилась покинуть город, но встретила врача Фридман. Та горько плакала.
— Что с вами? — спросила Лидия Григорьевна.
— Беда. Мне не дали эвакуационного талона. Без него кто же возьмет меня? А пешком с двумя детьми мне не уйти. И оставаться нельзя. Что делать, что делать?
Лидия Григорьевна обняла женщину и сказала:
— Воспользуйтесь моим.
— А как же вы?
— Я одна, как-нибудь выберусь. — И отдала просиявшей женщине свой эвакуационный талон.
А потом на вокзале она вовсе забыла о себе. Это была мужественная женщина, принявшая боевое крещение еще в гражданскую войну.
…Случилось это в прикаспийском городе. Лидия Григорьевна, тогда молодая медицинская сестра, дежурила в красногвардейском лазарете. Закончила вечернюю раздачу лекарств. Врач обошел тяжелобольных. «Дежурство у вас, Лидочка, будет спокойным, — сказал он сестре. — Можете спать. Я пошел — компания ждет, пулечку разыграем… Приду утром…»
Но спать не пришлось, дежурство оказалось необычным. Вскоре после полуночи в городе вспыхнула стрельба, по улицам носились всадники в лохматых папахах и горских бурках. Выздоравливающий солдат, стоявший на посту, вбежал в лазарет: «В городе банды имама Гоцинского…» Лидия знала, что имам Гоцинский объявил газават — священную воину Советской власти и зверски расправлялся с ее сторонниками. Знала и то, что красногвардейцы ушли из города. Еще днем проводила мужа — Герман был фельдшер и сопровождал отряд в походе. И молодая женщина решила: «Наши скоро возвратятся. Надо держаться».