— Ты думаешь, что это была моя голова? — спросила Бекка.
Бретт кивнул.
— Моя голова?!
— Да! — выкрикнул он, спрятав лицо в ладонях. — Я — настоящее зло!
Его мать ахнула.
— Бретт! Никогда так не…
— Это правда, мама! Только настоящий извращенец мог попытаться убить девушку во время лучшего поцелуя в своей жизни.
«Что он сказал про лучший?..»
Девчонки хором ахнули, повскакивали с дивана и кинулись к Фрэнки. Они принялись с визгом обнимать ее, как будто она только что выиграла в реалити-шоу «Американский идол».
— Ну-ка, успокойтесь! — пророкотал Виктор. — Он говорит про мою малышку.
Вивека успокаивающе погладила его по плечу.
— Это был лучший поцелуй в твоей жизни? — спросила Бекка. Ее зеленые глаза погрустнели.
— Конечно! — Бретт коротко хохотнул. — Ну признайся же — ты чувствовала то же самое.
— Выключите камеры! — завопила Бекка так громко, что у нее чуть веснушки не осыпались.
— Да-да, конечно, — отозвался Росс и подмигнул своему кинооператору. — Все выключено. Продолжайте.
— Бретт, это была не я!
— Нет, ты! Ты меня что, за чокнутого держишь? — возмутился Бретт. — Я был Франкенштейном, а ты — моей невестой. Я все помню.
Фрэнки шагнула к телевизору, подруги следом.
— Бретт, это была не я! Это был монстр! Настоящий монстр!
Бретт рассмеялся.
— Ну и кому из нас надо в психушку?
— Это была я! — произнес Фрэнки-Билли, вплывая в палату в свадебном платье бабушки Штейн.
Весь Сейлем ахнул.
Лицо Бретта посветлело. Фрэнки засияла. Бекка понурилась.
— Высоковольтно!!! — Фрэнки запрыгала, хлопая в ладоши. Гостиная Штейнов заполнилась пронзительными воплями и аплодисментами.
— Фантастика! — рассмеялась Ляля. — Фрэнки, он просто вылитая ты!
— Что это?! — пробормотала Бекка, на треть подозрительно, на две трети испуганно. — Что происходит?!
— Бретт, это я, — произнес Фрэнки-Билли, медленно приближаясь к кровати. — Это со мной ты целовался.
В палату ворвались охранники.
— Стойте! Не трогайте ее! — донесся откуда- то сзади голос Мелоди. — Она не опасна!
Ко всеобщему удивлению, охранники притормозили.
— Кто ты? — спросил Билли.
— Это я во всем виновата. — Фрэнки-Билли указал на больничную кровать Бретта, потом на репортеров и на публику, собравшуюся под окном. — И я хочу, чтобы ты знал, что я глубоко сожалею о случившемся. Я никогда больше не подойду к тебе и ни к кому другому. Я не хотела пугать…
— Пугать?! — Бретт отбросил плед и сел. На нем была его футболка Франкенштейна — та самая, в которую он был одет в первый день занятий. — Я боялся, но не тебя! Себя самого! Боялся, что я тебя убил. Это правда? В смысле — я причинил тебе вред? Я не хотел! Вот я целовался, как никогда в жизни, а вот вдруг…