Не конфликтовать, вести себя культурно, сделать очень мощный и очень тихий одновременно взрыв — и домой. Уже, для быстроты, по воздуху. Аж в самую Москву с докладом.
— Доложишь лично, и не какому-нибудь полковнику, знаешь, кому доложишь?
— Честно? Нет.
— Узнаешь. А потом все зашибись. Не только окончание училища с наибольшим набором привилегий, какие только могут быть (автомобиль объемом двигателя больше 1,2 литра) но и нашим, а это важно, нашим человеком будешь!
— Ну, что ж? Россия — превыше всего?
Полковник уходит. Он доволен. А меня даже освободили на день. И я пошел гулять по Москве. Зашел к родителям. И сказать нельзя, и хочется. Книжные, Москва-Сити, небоскребы, чистый, прозрачный воздух — почему это все меня больше не радует?
— Боже мой! Ну и в переделку же я попал, однако!
Просто я не знаю, чем это все кончится.
Погулял, походил-побродил. Через сутки — на аэродром. Транспортный военный самолет, приспособленный для перевозки десанта — с тремя химическими сортирами, — долетит меня до Берлина. Дальше — по земле.
Через какое-то время я удивлюсь тому, что ради меня одного гоняли такой огромный самолет. Им что — все срочно надо?
Да, пока гулял, встретил старую знакомую… то же по фамилии Ткаченко! Спросил, не знает ли она одного такого полковника КГБ? Нет, не знает. Ее звали Ольга, и она отправлялась на фронт санитаркой.
Не помню как, но узнал о ее гибели: кажется, мина 88 мм разорвала ее, попав точно ей под ноги.
А жаль.
Неплохой человек. Был. И как только я узнал, что она погибла?
01. До Внуково меня провожал Эдуард. Внуково всего как лет пять военный аэродром, им занимались в свое время не очень — повсюду видимость строительных работ и недоделок. Эд ведет УАЗик, и мы, минуя КПП, въезжаем на летное поле.
Откуда он знает, куда необходимо ехать, где следует свернуть-повернуть? Эдуард говорит, что так же скорбит о безвременной кончине Алексея Магая.
Разглядываю носки своих ботинок.
Светит летнее солнышко, и мне необычно спокойно.
У самого самолета останавливаемся и выходим. Дружески обнявшись, прощаемся. Странно, но Эдик как бы следит за тем, чтоб я вошел в самолет, уселся в кресло, пристегнулся.
Когда он исчезал в проеме самолетной двери-люка, мне показалось, что Эдуард доставал рацию, еще, как мне показалось — а на этот счет у меня уже глаз наметан, — так вот, мне показалось, что Эдик при оружии. Автоматическая дверь стала закрываться, как только Эдик спустился по трапу Самолет стал выруливать на взлет. Тогда я почему-то удивился тому, что нахожусь один в огромном транспортном военном самолете, переоборудованном в самолет для перевозки людей…