Но не это важно. Мне, для того чтобы попасть на свой Филевский парк, нужно выйти на станции Смоленская нашего метро, перейти на станцию обычного метро и потом, обычно, я выхожу на улицу со Смоленской синей ветки по переходу к Смоленской-2 голубой ветки — и прямиком и без пересадок домой.
А мой дом упоительно пахнет новостроем.
09. А я пытаюсь дозвониться Анне, но ее нигде нет. Нет на работе, нет дома, не отвечает ее мобильный телефон. Однажды голос мне сообщает, что мои номера, как служебные, так и домашние и мобильные, на ее мобильном заблокированы.
Я пытаюсь подстроить встречу, но мне все не удается. Я должен сидеть в институте ровно до семи, но Аня возвращается домой уже к половине седьмого. Она ускользает, как тень.
А через полгода звонит и просит больше ее не беспокоить, потому что и она, и ее родители считают, что в смерти ее брата виноват я. На словах они все как на войне были.
Тем временем я еще купил себе зеркало. В квартиру. Большое-пребольшое.
Я трачу зарплату на книги. И даже стихи стал читать. Но современные стихи:
Дни мои уходят
Годы улетают
Желанья — не сбываются
И надежды — тают
мне не нравятся. Нас воспитывали совсем на других стихах:
Вы решили,
Мы согласны
Жизнь свою
Прожить напрасно?
Нет!
Нет!!
Я хожу от стены к стене, я, распростерши руки, летаю на своем балконе с банкой пива, а то и с двумя, я звоню не отвечающим друзьям и Анне, я читаю чужие депрессивные стихи…
Я смотрю в зеркало и больше не вижу там молодого наголо остриженного франта в модном клетчатом костюме темно-коричневого цвета в черную клетку и в военных черных парадных ботинках, начищенных до блеска. Вместо же своего отражения я вижу черный крест.
10. — Доброе утро!
— Доброе утро!
Мы с Карпелем делаем вид, что друг другу очень рады, и пожимаем друг другу руки. Он предлагает мне сесть. А это, впрочем, я уже успел сделать и без его приглашения. Карпель жмет на кнопку у себя на многоканальном телефоне:
— Роман Олегович! Зайдите, пожалуйста! — и через какое-то время в кабинет без стука, по-дружески входит Князев Роман Олегович — седовласый старикан из «старой гвардии», приятной наружности, с романтическими такими усами и бородкой, весь такой расфуфыренный и пахнущий трофейными французскими духами.
— Вот, — представляет нас друг другу Карпель.
— Очень приятно!
— А мне как приятно! Вы ведь грохнули крест?
— Да что вы, слуга, ничего не стоящий, сделал, что должен был сделать, — мы друг друга пытаемся сразу подковырнуть. Но Карпель нас «разъединяет»:
— Теперь вы, Алексей Алексеевич, переходите во вновь созданный отдел «Черный крест» под руководство Романа Олеговича! Прошу любить и жаловать!